Программы / Время Ч

Анастасия Сечина: Гость наш опоздал, но теперь вы здесь, слава богу, мы рады приветствовать вас в нашей студии.

Виталий Ниточкин: Всем привет.

Игорь Лазарев: В студии у нас Виталий Ниточник, художник, один из участников всей истории вокруг бараков на Кисловодской.

Анастасия Сечина: Напомните суть, в чём она была.

Виталий Ниточкин: Сейчас вы будете слышать моё глубокое дыхание.

Анастасия Сечина: Хорошо, отдышитесь, я напомню суть. «Три десятка лет в двух бараках на улице Кисловодской в Перми располагались мастерские художников. Для Перми место это знаковое. Сюда знатоки и любители приезжали заказать или купить картину, украшение для интерьера, произведение пластики. В каждой из узеньких комнаток был свой мир – яркий и необычный. В бараках по Кисловодской, 15 и 17 - общий телефон в коридоре, обшарпанные стены и скрипящие полы, здесь царила совершенно особая атмосфера. Существует легенда, что где-то глубоко под землей в этом самом месте находился кристалл, излучающий особую творческую энергию». Я сейчас процитировала издание «Пермские новости». То есть: было некое здание, которое имело совершенно особое значение для пермских художников.

Виталий Ниточкин: Николай Зарубин, художник пермский, он говорил об этой грани, которая пролегает не под Кисловодской, а под нашим любимым городом. Грань одного из самых больших соляных кристаллов, который очень сильно воздействует на все творческие начала человека. И из-за этой самой соли мы очень активно творчески себя вели, позиционировали, экспозиционировались, делали много выставок, весело проводили не только свой быт, но и глубокомысленно общались на любые творческие темы.

Анастасия Сечина: И в какой-то момент возникла ситуация, когда вам сказали: «Ребят, мы здание продали, и вам отсюда бы пора съезжать». Правильно я вспоминаю эту историю?

Виталий Ниточкин: Да. К сожалению, мы не знаем до сих пор, кто занимался этими делами в администрации. Да и думаю, что не узнает никто уже. Обидно, место действительно было шикарное. Ни в одном городе нашей большой страны я таких мест не видел, где сконцентрировалось бы столько много творческих людей.

Анастасия Сечина: Чисто в бытовом материальном плане, как это ситуация у вас разрешилась в результате? Напомните. Дали ли другие помещения, где сейчас существуют те люди, которые раньше творили на Кисловодской?

Виталий Ниточкин: Да, конечно, активным... По-моему, даже всем художникам дали какие-то мастерские.

Анастасия Сечина: Но теперь они разбросаны.

Виталий Ниточкин: Да, они разбросаны. Никто сейчас уже между собой не общается.

Анастасия Сечина: Что это значит?

Виталий Ниточкин: Эм... Я вот, например, когда въехал в свою мастерскую на Мира... Это первый этаж общежития. Мы с Побережником, с Френкелем получили эти комнаты, которые потом впоследствии поделили между собой перегородками, стенками. Работать там просто ни я, ни Андрей не смогли.

Игорь Лазарев: Почему?

Виталий Ниточкин: Не знаю. Не намолено. Атмосфера не та. То есть пять этажей общежития ну как-то нагнетали, может быть, какими-то энергетическими своими потоками. Не работалось там. Отказался я от этой мастерской, Андрей Побережник отказался. Сейчас где и кто...

Анастасия Сечина: А с другой стороны вы говорите: «Нигде я в России не видел таких мест, где бы под одной крышей в одном доме жили художники». То есть как-то в других местах у них получается существовать разрозненно и при этом творить, а у нас ликвидация зданий на Кисловодской имела разрушительный в некотором смысле эффект.

Виталий Ниточкин: Я бы не сказал, что художники сейчас в каких-то городах живут очень плотной семьёй (смеётся). Не наблюдается такой тенденции.

Игорь Лазарев: Но появляются творческие группы, они вместе выставляются. То есть для этого, может быть, необязательно иметь общее помещение.

Анастасия Сечина: Одну крышу.

Виталий Ниточкин: В срезе современного искусства, скажем так, литературы, преподносимой как современное искусство – да, такие группы есть, многие их знают и любят. А в традиционном исполнении передачи на нотный стан - таких объединений я не встречал.

Анастасия Сечина: Можно ли сказать, что здания на Кисловодской были определённым символом, и уничтожение этого символа тоже было определённым знаковым событием? Что оно означало для современного времени? Изменение отношения к художнику?

Виталий Ниточкин: Не знаю, никто так глубоко не задумывался на эту тему.

Анастасия Сечина: Это ведь всё события из одного русла. Я помню, что в определённый момент губернатор начал говорит о коммерциализации искусства, о том, что искусство, которое имеет спрос, имеет право на жизнь, не имеющее спроса искусства – здесь ещё вопрос.

Игорь Лазарев: Потом на всё это дело легли лекции и заявления Марата Гельмана после его появления в Перми.

Анастасия Сечина: То есть всё-таки было это таким, символическим актом?

Виталий Ниточкин: Я бы здесь просто Кисловодскую как-то особняком поставил от текущих арт-процессов в нашем городе и других городах. Это было просто, скажем так... Ну не знаю... Какие-то громкие слова приходят, типа «шамбалы» (смеётся). Это было место, где пришедший туда чувствовал себя комфортно. Не в плане «выпить, пообщаться», а в плане именно внутреннем. Там решались невероятные какие-то философские темы. Заходили очень глубоко в своих спорах, и не только художники. Там же вокруг нас очень много народу крутилось. Приезжали к нам в гости те же бизнесмены, уставшие от суеты. Все творческие люди, все у нас были, все с нами общались. Общение происходило совершенно ненавязчиво. Летом во дворе. Очень уютный двор. Люди приходили, присоединялись к уже сидящим там, перманентно меняющимся людям. Компания была всегда тёплая, приветливая. И всегда можно было уединиться в мастерской. Посмотреть работы того или иного художника, попить кофе.

Анастасия Сечина: Это было уникальное место, это было особенное место, а можно ли его повторить? Вот если сейчас поставить такую задачу: воссоздать определённое место, где будут разные мастерские, где будут собираться люди. Его можно создать искусственно или оно должно родиться?

Виталий Ниточкин: Искусственно... Мы пробовали построить заново дом для себя. Сделали предпроектное предложение, толстенную папку. Много надо было собирать документов. Подали в администрацию Перми. Это было практически сразу после сноса Кисловодской.

Игорь Лазарев: То есть ещё в 2008 году.

Виталий Ниточкин: Ну да. Ответа, как мы и думали, не последовало.

Игорь Лазарев: Ответа просто не было?

Виталий Ниточкин: Ну да. Там как раз приехал Гельман. И, видимо, идея строительства такого дома отпала сама собой.

Анастасия Сечина: То есть какие-то другие идеи начали занимать...

Игорь Лазарев: А я правильно понимаю, что процесс предоставления помещений шёл с запозданием?

Виталий Ниточкин: Не знаю. Мы же художники, мы (смеётся) не очень следим за временем, как вы поняли по сегодняшнему эфиру и по моему опозданию (смеются). Всё банально, я не перевёл часы на 2 часа вперёд, просто живу по краснодарскому времени. И не ожидал, что второй троллейбус ходит раз в час.

Анастасия Сечина: Раз в пятилетку.

Виталий Ниточкин: Да.

Анастасия Сечина: Вы говорите, что пытались сделать, пытались создать, и тогда появился Гельман...

Виталий Ниточкин: Я не хочу с Гельманом и его деятельность связывать.

Анастасия Сечина: Ладно, но вы не хотите предпринять вторую попытку? Сейчас.

Виталий Ниточкин: Я лично нет.

Игорь Лазарев: Может быть, общались на эту тему с вашими коллегами, художниками?

Анастасия Сечина: И почему вы не хотите?

Виталий Ниточкин: Мне сейчас некогда. (смеются) Я нашёл себе друзей, единомышленников. Мы активно выставляемся, ездим по разным городам, в очень плотном выставочном режиме живём.

Анастасия Сечина: То есть для вас история со зданиями на Кисловодской – это приятное воспоминание, прошлое, которое там и останется, и ничего похожего не появится? Получается так.

Виталий Ниточкин: Не знаю... Как пел Шахрин: «Где та молодая шпана, что сотрёт нас с лица земли?» Если бы я чувствовал за собой какие-то там... Не за собой, а за нами какие-то сильные ростки... В современном искусстве – да, молодёжь очень сильная, не буду перечислять имена, потому что очень многие ребята достойны того, чтобы выставляться не только в Перми, но и за рубежом, что собственно они и делают, молодцы. Для этих ребят не нужна Кисловодская. У них другой формат, другое мышление совершенно, другие программы. Они не будут сидеть на месте, философствовать там, размышлять о чём-то возвышенном, переносить свои мысли на поверхность холста. Они будут творить в трёхмерном пространстве...

Анастасия Сечина: Используя мультимедийные объекты...

Виталий Ниточкин: Используя всё, что можно использовать. И, собственно говоря, это диктует время.

Анастасия Сечина: Так значит, просто прошло время поколения, которому была нужна Кисловодская?

Виталий Ниточкин: Да, конечно, прошло. То поколение, которому это нужно... Я не думаю, что у них хватит сил отстаивать эти даже, может быть, и не отобранные бараки. Они бы и сами, может быть, загнулись, эти бараки. Там постоянно же были какие-то проблемы с оплатой коммунальных разных услуг. (пауза) Хотя нет, может быть, и стояли бы. (пауза) Да наверняка стояли бы! И наверняка бы появилась новая поросль. Это просто я от обиды, может быть, от какой-то ещё говорю (смеётся). Да наверняка что-то бы там происходило и, конечно, преемственность была бы, очень такая серьёзная, хорошая.

Анастасия Сечина: То есть. Кисловодская для кого-то или Кисловодская как источник? Она могла стать источником, вы считаете? Вот эта общность, которая там формировалась.

Виталий Ниточкин: Ну, скажем так, она могла бы быть «настольной книгой» для многих пермяков.

Анастасия Сечина: И получается, что мы ликвидировали возможность для развития какой-то другой «веточки»? Так получается? Какого-то другого ростка, альтернативного?

Виталий Ниточкин: Я не знаю, очень громко сказано...

Анастасия Сечина: «Веточка» - это не громко.

Игорь Лазарев: Да, это ещё не громко. Веточка может и закончиться ничем.

Виталий Ниточкин: Не знаю, не знаю, может быть, и да, может быть, и нет.

Анастасия Сечина: Да, конечно, история не терпит сослагательного наклонения.

Игорь Лазарев: Мы это уже сегодня выяснили.

Анастасия Сечина: Мы сегодня всё время пытаемся фантазировать. На самом деле, это задача проекта – понять: а если б мы тогда не сделали это, то было бы что? Интересно, на самом деле. Хотя, конечно, это бесплодные фантазии. Но, может быть, они учат нас не повторять ошибок. Время нашего общения подходит к концу, завершающая рубрика проекта.

Рубрика «Самое время»

Анастасия Сечина: Вам, как человеку, живущему вне времени и пространства, где-то между Пермью и Краснодаром, может быть, будет сложно сформулировать ответ на этот вопрос, но тем не менее.... Время Ч, восьмилетка Олега Чиркунова – что это?

Виталий Ниточкин: Мммммммм.... Кольцевая дорога. Эээээээ... Что это? Для меня это галерея. Третий этаж в областной, а потом уже в краевой администрации. Время Ч... Время Ч...

Анастасия Сечина: Главные провалы?

Виталий Ниточкин: Я как-то не связываю эти восемь лет и себя с Чиркуновым.

Анастасия Сечина: Хорошо, назовите главные провалы этого времени в целом.

Игорь Лазарев: Первая ассоциация!

Виталий Ниточкин: Главные провалы... Не знаю, я позитивный человек!

Игорь Лазарев: Я очень должно ждал, когда появится человек, который не сможет назвать провала (смеются).

Анастасия Сечина: Здорово. Ну, тогда что хорошего произошло?

Виталий Ниточкин: Что?.. Живём ещё!

Анастасия Сечина: Супер! Вот у нас в эфире художник, вы, в общем-то, все поняли. Я думаю даже бесполезно спрашивать, на какую оценку вы бы оценили эту восьмилетку по пятибалльной системе...

Виталий Ниточкин: По пятибалльной системе? Так вот не с кем сравнивать. С кем? С Коноплёвым, при котором я ещё не жил, с Игумновым? Тоже много было и хорошего, и плохого. Не знаю, на тройку-то все, наверное, заработали (смеётся).

Анастасия Сечина: Точка сборки не определённа. Спасибо вам! Всем хорошего завершения воскресного вечера, пока.