Программы / Время Ч

Анастасия Сечина: 18.09, в эфире «Время Ч». У нас сейчас будет разговор о событиях 2009 года. Тема, которую мы естественно не могли обойти: мы вспоминаем о пожаре в клубе «Хромая лошадь» и пытаемся понять, чему нас этот пожар научил, чему эта трагедия нас научила. Юра, проанонсируй эту тему более подробно.

Юрий Бобров: В течение 2 часов до 8 вечера с разными гостями мы будем вспоминать детали, слушать какие-то версии, выводы. Будем общаться с вами, дорогие друзья. Буквально минут через 20 вы можете звонить на телефон нашего прямого эфира. Уже сейчас вы можете задавать свои вопросы, высказывать реплики на нашей эфирной ICQ: 404582017.

Анастасия Сечина: На самом-то деле вопрос один ко всем, кто придет сегодня в эту студию: чему нас научила «Хромая лошадь». Это вопрос для тех, кто нам будет писать по ICQ, кто будет звонить, кто нам будет писать на мобильный смс-портал: 89021108257. Чему нас научила «Хромая лошадь» - ответьте, пожалуйста, на этот вопрос сейчас.

Юрий Бобров: А мы начинаем. У нас в гостях 2 человека, которые по разные стороны, но всё же в ту трагическую ночь наблюдали: Александр Еренко – на тот момент 2009 г. главный редактор портала 59.ru, и Роман Шарафутдинов – один из участников балетной труппы, работавший в ту ночь в клубе. Начнем с того, что вашими глазами попытаемся вспомнить картинку, какие-то детали. Не будем делать каких-то больших серьезных выводов, а просто ваши личные истории. Я оговорюсь сразу, что на этот эфир нам было не очень легко найти очевидцев.

Анастасия Сечина: Нам было сложно на этот эфир найти гостей в принципе.

Юрий Бобров: Спасибо, Рома, что ты согласился на этот эфир. Многие признаются, что они не хотят это вспоминать, не хотят об этом говорить. Кому-то сложно, кому-то в силу каких-то иных причин не хотелось говорить о том, что они могут сказать. Поэтому спасибо вам, дорогие друзья. Давайте построим наш разговор, учитывая ту особенность, что кто-то мог иметь об этом недетальное представление, кто-то мог об этом забыть. Сейчас мы с вами пишем историю, которая будет лежать на сайте «Эхо Перми», к которой всегда можно вернуться.

Анастасия Сечина: Спустя 3 года, что первое всплывает в голове?

Александр Еренко: Запах гари.

Роман Шарафутдинов : Очень точное наблюдение. Я помню, куртка, в которой я находился в «Хромой лошади», пахла этой гарью еще где-то полгода, как минимум.

Юрий Бобров: Рома, опиши ту ночь: как все происходило, где ты находился, что ты делал? Как-то всё это развивалось в твоем личном участии?

Роман Шарафутдинов : Я участвовал в шоу-балете Сергея Райника, мы выступали на сцене. Всё начало происходить в тот момент, когда мы стояли на сцене. После номера мы хлопали, и начался фейерверк. Я считаю, что всё начало происходить именно тогда. Но в тот момент, когда начал гореть потолок (там по видео видно)…

Юрий Бобров: Это видео Александра Попова.

Роман Шарафутдинов : В это время мы находились уже в гримерке, переодевались после номера. Мы переодевались, вбежал человек: «Ребята, где здесь огнетушитель? Там всё горит, там всё очень страшно». Погас свет. За 3 секунды вся гримерка наполнилась этой гарью. И потом уже не было ничего. Какие-то шаги. Это всё очень сложно вспоминать, потому что в фильмах, когда показывают, какая-то паника, все кричат, а здесь всё наоборот: вакуум звуковой. Падала посуда. И эти звуки были совсем какие-то необычные. Изображения никакого не было. Воспоминания только по звуку и по запаху.

Юрий Бобров: То есть вы находились в гримерке, не в основном зале, где было больше всего людей. Как вы эвакуировались?

Роман Шарафутдинов : Мы сначала пытались закрыть дверь в гримерку. Но когда погас свет, мы поняли, что если мы не выберемся, то надышимся гарью. Мы все рванули из гримерки, там уже не было света, шли наугад по этим коридорам, там была очень сложная система коридоров до служебного выхода. Брались друг за друга, вцеплялись, кто-то падал, запинался. И так вышли.

Анастасия Сечина: Александр, такое эмоциональное, картиночное воспоминание о том, что ты увидел, находясь там.

Александр Еренко: Первое воспоминание о том месте, где произошло это событие, это несуразность какая-то. Начнем с того, что всё это официально называется пожаром. На самом

Анастасия Сечина: Ребята из МЧС в больнице лежали после этого довольно долго.

Александр Еренко: Я выходил подышать. Сами МЧС-ники устраивали потом какую-то вентиляцию, вынужденную. Тем более после того, как выяснилось, что сам министр собирается посетить это мероприятие (я имею ввиду ликвидацию последствий).

Юрий Бобров: Министр Шойгу.

Анастасия Сечина: Мы сейчас получили воспоминание эмоциональное, картиночное. Есть у нас готовая справка фактологическая. Она сейчас прозвучит. Но прежде я хотела бы запустить голосование. Мы задали вам вопрос: чему нас научила «Хромая лошадь». Если забить этот же вопрос в поисковую систему, мы получим много заголовков: «Хромая лошадь» нас ничему не научила. Это заголовки из разных регионов: из Волгограда, Ижевска, откуда-то еще. Заголовки из различных СМИ. Я хочу спросить вас, друзья, «Хромая лошадь» нас чему-то научила?

Юрий Бобров: Вас лично? Вы голосуете за себя. Нам важно понять общую картину на основании ваших личных позиций.

Анастасия Сечина: 2618867 – да, 2616400 – нет. Голосование пошло. А сейчас мы послушаем фактологическую справку.

СПРАВКА

«Пожар в клубе «Хромая лошадь» - крупнейший по числу жертв пожар в постсоветской России. Он произошел 5 декабря 2009 года, в результате погибли 156 человек. Пожар начался в час ночи во время празднования 8-летия клуба. В здании собралось около 300 человек, несмотря на то, что согласно официальным документам, клуб был рассчитан на 50 мест. По основной версии пожар был вызван неосторожным применением пиротехники в клубе. Возгоранию способствовала небольшая высота потолка и имевшийся на нем декор из ивовых прутьев и холста. Быстрому распространению огня способствовал использовавшийся вопреки строительным нормам пенопласт, пластиковая отделка стен, а также скопившаяся на потолке пыль. Горящая пластмасса начала выделять высокотоксичный дым. Эвакуация людей была осложнена переполненностью помещения, обилием мебели и узким дверным проемом основного выхода. Во время пожара погас свет, освещение отсутствовало, началась паника и давка. Через минуту после сообщения о пожаре прибыли две пожарные машины. Тушение очага возгорания было отложено из-за эвакуации. Первая скорая помощь прибыла к месту происшествия в 1:18. Непосредственно в ходе пожара и сразу после него в результате ожогов, отравления высокотоксичным дымом и давки погибли 111 человек. В последующие дни в больницах – еще 45. По заключению следствия, люди погибли преимущественно из-за отравления угарным газом и продуктами горения. Тяжкий вред здоровью получили еще 64 человека. Одного или обоих родителей потеряли 109 детей. Трагедия вызвала широкий общественный резонанс. В первые дни после трагедии в Перми было зафиксировано рекордное количество желающих сдать кровь для пострадавших. В первые сутки после пожара кровь с положительным резус-фактором просто перестала приниматься медицинскими учреждениями из-за нехватки мест для хранения. В память о жертвах трагедии в 2011 году в Сквере уральских добровольцев был возведен памятник в виде беседки, стилизованной под часовню. Мемориал открыли в день второй годовщины трагедии. В декабре 2009-го «Левада-центром» проводился опрос: какое событие вы считаете важнейшим в этом году. 49% россиян назвали таким событием пожар в клубе «Хромая лошадь».

Анастасия Сечина: 404582017 – эфирное ICQ, 89021108257 – телефон мобильного смс-портала, телефон прямого эфира подключим после федеральных новостей. Итоги голосования: 20% ответили, что «Хромая лошадь» чему-то их научила, а 80% сказали, что нет – ничему.

Юрий Бобров: Я в связи с этим хотел бы задать вопрос лично вам, друзья. Чему научила эта история лично вас? Какие последствия для тебя, Рома, имеет тот факт, что ты был очевидцем, участником этой трагедии.

Роман Шарафутдинов : Я не могу сказать, что она меня чему-то научила в смысле этого слова. Я стал относиться к себе и к людям с большей внимательностью. С большей внимательностью я стал относиться к тому, что я посещаю, где я нахожусь. Допустим, если я еду в автобусе, я сразу смотрю эвакуационные выходы, в любом другом месте.

Юрий Бобров: Скажи, это у тебя осознанное техническое понимание? Или это уже на уровне какого-то страха в тебе говорит?

Роман Шарафутдинов : Вообще весь этот процесс после «Хромой лошади» у меня занимал большой промежуток времени. В начале, 1,5-2 месяца было проще всего. Обо всем этом говорилось, много сочувствовавших, освещается очень широко. Потом, когда об этом стали говорить меньше, и я остался один на один с пережитым – это было самое сложное. Общался с психотерапевтами, общался с врачами, неполадки со здоровьем, все мои переживания вылились в вегето-сосудистую дистанию с паническими атаками. Я до сих пор не могу посещать кинотеатры, ехать в транспорте, где много народу. Начал больше заботиться о себе, о своем здоровье, бросил курить.

Юрий Бобров: Ты занимался тем, что работал в шоу-балете. Сейчас твой род деятельности?

Роман Шарафутдинов : Сейчас я руковожу анимацией в одном из ночных клубов нашего города. Также я парикмахер, стилист.

Юрий Бобров: Ты по специфике своей деятельности выступал не только в «Хромой лошади». Вряд ли ты оценивал их с точки зрения ширины проходов, количества эвакуационных выходов до этого пожара, а вот потом уже, постфактум, ретроспективно, или вот сейчас уже, этим опытом, ты считаешь «Хромая лошадь» - это уникальное заведение по возможности такого пожара?

Роман Шарафутдинов : Вообще, наверно нет. На сегодняшний день, даже если не дай бог случится еще подобная ситуация, не будет жертв мало. Точно так же, даже если сработает сигнализация, точно так же будет давка, точно так же будет гореть, и не все смогут выбраться. Люди не готовы к тому, что в любой момент может произойти подобная ситуация. Официанты – это обычные люди, мальчики и девочки, которые работают, бармены тоже. Это не специально обученные люди, смогущие быстро сориентироваться так, чтобы избежать жертв совсем. Можно просто шириной проемов снизить вероятность, но только вероятность.

Анастасия Сечина: Саш, к тебе тот же вопрос: тебя чему научила «Хромая лошадь»?

Александр Еренко: На самом деле сложно говорить, чему именно научила меня «Хромая лошадь». Я по сути своей фаталист, готов ко всему, что может случиться помимо моей воли. Поэтому когда все это произошло, я встал и пошел туда. Во-первых, потому что я фаталист, во-вторых, потому что я журналист. Мне было проще. Я не обращал внимания на то, что творилось снаружи. Я старался не думать о том, что произошло внутри. Я оценивал статус-кво. Мне нужны были данные, владельцы, фактология. Мне было проще. Когда я работаю, я стараюсь отключаться от эмоций. Это, если говорить о том, что произошло в момент моего посещения.

Анастасия Сечина: Эмоции приходят все равно потом.

Александр Еренко: Они приходят, все верно. Но сам факт того, что я с рабочей точки зрения на это смотрю, во многом помогает. Если говорить о самой «Хромой лошади» и возможности повторения, я уверен: да, такое вполне возможно. Еще не раз в России будет повторено. И опять это не обойдется без жертв. Почему? Да потому что (скажу грубо) «пока жареный петух в попу не клюнет, русский мужик не перекрестится». Под русским мужиком я здесь подразумеваю государство, которое не желает делать что-то превентивно.

Юрий Бобров: Ром, после того, как ты и твои коллеги покинули клуб через запасной выход, как дальше вами занимались? Что дальше происходило. Ты сказал, что первые 1,5 месяца было довольно много внимания к вам. Но тем не менее, что происходило в те часы в ту ночь?

Роман Шарафутдинов : Мы вышли. Ребята-танцоры из брейк-группы и официанты пытались еще докричаться до кого-то, есть ли кто живой. Выбивали стекла окон, через которые можно было докричаться до кого-нибудь. Выносили тела людей, которые без сознания лежали, из официантов кто-то, реанимировать пытались. Все, кто вышел, расселись по машинам, было очень холодно, зябко. Девушки в истерике плакали. Через какое-то время начали работать пожарные, МЧС, через тот вход тоже начали работать. Начали разъезжаться артисты, кого-то забрали друзья, еще как-то

Юрий Бобров: То есть вы все уехали по домам, где вас видимо отпаивали валерьянкой.

Роман Шарафутдинов : Я не думаю, что все, но большинство, думаю, да.

Юрий Бобров: Саша, ты там появился, когда оцепление… Как ты прошел туда? Ведь не пускали.

Александр Еренко: Я появился на месте, когда отъезжала последняя скорая, когда собственно начался второй этап работы. Пожар был потушен. Следователи, специалисты МЧС начали работать с камерами, с записывающими устройствами, с понятыми начали обследовать. На самом деле, мы когда вошли, кое-где еще горело, поэтому тяжело работать было. Я в том числе выступал там и в качестве официального понятого, поэтому мог смотреть на всё это со стороны. Мне как журналисту некоторые вещи показались крамольными. Например, я был уверен, что работает несколько прокурорских бригад, и работают они параллельно друг с другом. Ребята часто подходили друг к другу и спрашивали, что им дальше делать и что их коллеги уже сделали, чтобы как-то свериться, себе самому направление задать. Самое естественное, что я там увидел, это опись улик. Допустим, тех же компьютеров, системных блоков. Всё это опечатывалось. И это была единственная естественная вещь, которую я там видел.

Юрий Бобров: То есть то, что они делали, что называется, по накатанной.

Юрий Бобров: Рома, причиной возгорания был фейерверк, который был зажжен на сцене. У тебя есть про него отдельная история. Ваше шоу готовилось специально для юбилея. Раньше ты в этом клубе не выступал.

Роман Шарафутдинов : Да. Я выступал в этом клубе первый и последний раз, как оказалось. Номер состоял из 3 команд, 3 команды участвовали в одном номере: шоу-балет Сергея Райника, брейк-группа и девушки, которые постоянно танцевали go-go в клубе.

Юрий Бобров: Вас свели в один номер и сделали вас одну сборную.

Роман Шарафутдинов : Да, это был один развернутый номер.

Юрий Бобров: И накануне вы репетировали на этой площадке.

Роман Шарафутдинов : Да, мы начали репетировать за 2 недели, ставили номер прямо на той площадке. И нам сразу сказали: «За 50 сантиметров от сцены вы не можете выходить, потому что там будет фейерверк стоять». На самом деле никто на это внимания не обратил. Ну будет стоять – и будет, значит так надо. Не было даже мыслей, что что-то может пойти не так. Этим занимаются профессионалы. У меня такая позиция: если я вижу, что работает профессионал, я не буду лезть в его дела, потому что думаю, что он знает свое дело. И точно так же я не люблю, когда лезут в то, что делаю я. И на самом шоу, когда начался фейерверк, сработали не все его элементы. И лишь один заряд, который было видно, работал в полную меру. Остальные 4-5 всё меньше и меньше, какой-то совсем не сработал. Когда мы стояли на сцене и хлопали, я подумал: «Какой-то не совсем юбилейный фейерверк». Наверно, хорошо, что он работал не в полной мере. Или, наоборот, нехорошо. Может быть, если бы он сработал весь, было бы раньше понятно, что опасно и все может развернуться плохо.

Юрий Бобров: И собственно человек с огнетушителем рядом не стоял.

Александр Еренко: Все хорошо заметно на видео, если его снова пересматривать. Я хотел бы отметить, когда говорят, что загорелся фейерверк или что-то еще, на самом деле, когда я там присутствовал, когда я снова прошел мимо фейерверков, они все еще были подключены, они были на радиоуправлении, красные огоньки горели. То есть самому фейерверку в принципе ничего не было. Загорелся именно потолок.

Анастасия Сечина: Я прочитаю сообщения с эфирного ICQ. Антон написал: «Чему научила «Хромая лошадь»? Добавила седых волос, научила отказывать себе в небезопасных удовольствиях, не стесняясь, отказываться от сомнительных заведений, от услуг небезопасных такси и прочих услуг. До «Хромой лошади» отказаться – стать трусом, после «Хромой лошади» - адекватным человеком. У нас есть телефон прямого эфира: 2618867. Мы готовы услышать ответы на вопрос: чему вас научила «Хромая лошадь» или чему нас научила «Хромая лошадь», если чему-то научила.

Юрий Бобров: Саша, скажи пожалуйста, когда ты там оказался, когда ты наблюдал всю картину, ты сказал, что действия пожарных тебе показались действиями, с которыми они столкнулись впервые. Ты считаешь, что люди вообще знали, что они делают в данный момент.

Александр Еренко: Да, конечно. Все, кого я видел, отработали профессионально.

Юрий Бобров: Нет средств газозащиты – это не их вина. Да?

Александр Еренко: В том числе. Но опять же, всё, что они делали, они делали по какой-то теоретической наработке. Я уверен, что ни в какие лабиринты, ни в какие дома, подожженные специально, их не забрасывали, чтобы отработать это. Естественно, никто не знал, что делать потом.

Юрий Бобров: У нас есть телефонный звонок. Здравствуйте, Вы в эфире. Как Вас зовут и Ваш ответ, чему Вас научила «Хромая лошадь».

Слушатель: Добрый день. Меня зовут Михайлова Людмила Ивановна. Я мать одного из погибших детей. Я называю его имя: Михайлов Юра. Он для меня ребенок, хотя ему был 31 год. Ребенок добился всего сам. Я медсестра, муж военный – погиб. Мы приехали в Пермь, и теперь я проклинаю эту Пермь. Я вернулась на свою родину только для того, чтоб у меня здесь погиб сын. Вы говорите: «Чему меня научила «Хромая лошадь»? Она меня научила, еще раз повторяю: не доверять нашему правительству, не доверять нашему государству, не доверять нашему следствию, не доверять нашей медицине, несмотря на то, что я медсестра. Почти 40 лет проработала в детской. И такого отношения, как к нашим детям, которые погибли там, я не видела еще в Перми. Вернее, такого как в Перми, не видела нигде. Люди, которые выходили и говорили: «Вот там дети лежат, на холодном асфальте, еще живые. Посмотрите». Скорая помощь стояла в стороне и некоторые отвечали: «Нам не было еще указаний». Это первое. Второе: несколько писем было отправлено и в следственный комитет в Москву, и нашему президенту в то время, нынешнему премьеру Медведеву, были отправлены письма Путину. И когда они сюда приезжали, Путин сказал, что все будут наказаны по полной программе, на данный момент прошло 2 года 7 месяцев, а не 3 года, как вы говорите, вы даже не можете определиться, сколько времени прошло. А для нас каждый день – это мука, и слушать вот эту передачу, хотя он нужна. Но нам бы хотелось (думаю, многие из родителей подтвердят), чтобы присутствовали не только корреспондент и свидетель, который танцевал там брейк-танцы, но и чтоб присутствовал наш бывший губернатор Чиркунов, наш бывший мэр Шубин, которые после этого получили, один получил повышение в Москву, второй получил медаль на грудь, себе заработал. За то, что они хорошо поработали. Учитывая то, как они строят наши дороги. А сколько детей гибнет? И вы еще смеете говорить, что такое может повториться не только в Перми, но и где-то в России. Да вы просто преступники, которые говорят, что еще дети погибнут. Они шли туда не для того, чтобы погибать. Когда я в интернете посмотрела состояние этой «Хромой лошади», хотя я училась в Пермском медицинском училище, мне сейчас 60 лет, после этого случая, когда их увезли кого в Москву, кого в Питер, я не смогла выйти на работу для того, чтобы действительно помогать детям. Многие родители, вернувшись в Пермь, чтобы работать в 10-ой детской больнице. Меня знают очень многие родители.

Анастасия Сечина: Простите, очень сложно Вас прерывать…

Слушатель: А почему? Это, как всегда, Сечина прерывает. Она не дает…

Юрий Бобров: На самом деле я присоединюсь к Сечиной, как Вы сказали. Потому что Вы уже вышли за пределы того вопроса, который мы обсуждаем. На самом деле, такая позиция отчасти тоже логична.

Анастасия Сечина: Во-первых, хочу сказать о том, что мы будем говорить о других аспектах и с другими гостями. Во-вторых, повторить, что крайне сложно было найти гостей на эту программу. В-третьих, сказать о том, что те комментарии, которые можно было получить от представителей власти, в частности от Чиркунова и Шубина, мы получили, и ничего нового в эфире они бы не сказали.

Юрий Бобров: Мы – это журналисты, в широком смысле имеется ввиду.

Анастасия Сечина: Да. И по поводу роли власти комментарий хочется услышать. Мне хочется услышать от Романа: ты винишь кого-то?

Роман Шарафутдинов : У меня брал интервью Сергей Щербаков, это редактор Магнитогорской газеты. Я пришел к выводу, что виноваты все. Виноват каждый человек, который работал. Виноват каждый, кто руководит. Потому что от активности каждого мы имеем то, что есть сейчас.

Анастасия Сечина: То есть от рядового инспектора, или от рядового посетителя, который, может быть, обратил на это внимание, но махнул рукой…

Роман Шарафутдинов : Вот начиная с него и заканчивая самыми высшими инстанциями.

Анастасия Сечина: Президентом.

Роман Шарафутдинов : Конечно, да.

Юрий Бобров: Саша Еренко, а у тебя?

Александр Еренко: Я хочу попросить прощения у слушателей за слова, что это повторится обязательно, но я не вижу, чтобы кто-то пытался это предотвратить. Еще раз прошу прощения, если кому-то мои слова доставили боль. Однако, это мое мнение, которое не претендует на истинность, на вселенское тиражирование. Кто виноват? Я захожу внутрь этого здания, этого помещения, и я вижу, что когда началась эвакуация, народ в первую очередь бросился не к выходу, а к двери гардероба, которую пытались пробить ногами, чтобы достать свои вещи оттуда. Кто виноват? Значит из-за него толчея создалась. Люди не смогли быстро выбежать. Кто виноват? Президент, потому что он взял и не проверил, что «Хромую лошадь» не до конца сертифицировали. Каждый здесь может свое мнение сказать, каждый будет прав. Сложно о чем-то спорить.

Юрий Бобров: Было ли у Вас такое мнение, что с одной стороны мы говорим, что виноваты местные чиновники, губернатор, Анатолий Зак входил в экономический совет, но с другой стороны ведь мы знаем, что сами они там обедали, сами отдыхали, и многие руководящие чины были там, на юбилее, как самые дорогие гости, как постоянные клиенты.

Александр Еренко: Да-да. Все помнят, что никто из тех, кто принимал, кто был ответственен, не избегал этого места. Все они могли оказаться здесь. Что здесь? Рок, какой-то фатум. Опять же точка зрения, которая имеет право быть.

Анастасия Сечина: Все-таки, поскольку проект называется «Время Ч», здесь есть какая-то особая роль губернатора? И лично его вина?

Александр Еренко: Если бы губернатор был царем (и это опять же мое личное мнение), который не должен был перед кем-то ответ держать, он бы взял и начал сам всех дисциплинировать, ходить строем, всего этого можно было бы избежать. Но естественно ситуация абсурдная. Никто не может такого себе представить. Вот наша власть пытается провести какой-то утренник, городскую зарядку. Сколько тут людей приходит? А теперь представьте, что власть говорит: «Давайте вместо утренника проведем массовую эвакуацию бизнес-центра Х». Руководство бизнес-центра Х говорит: «Мы не будем никому платить неустойку за то, что вы не будете работать». Те, кто там работает, говорят: «А мы не хоти выходить по учебной тревоге. У нас тут звонки горят». Пожалуйста, вот оно отношение. Я думаю, если даже пытаться что-то делать, это изнутри самого себя начинать. Не нужно бояться заходить в какое-то помещение, потому что это помещение кто-то без тебя делал. Будешь ты паниковать, не будешь, если начнется массовая паника, тебя просто затопчут. Нужно, чтобы каждый понимал, что нужно делать. А для этого нужно, во-первых, все это в массовом порядке делать. А во-вторых, нужно регулярно делать те же учебные тревоги.

Юрий Бобров: То есть план эвакуации должен смотреть ты как посетитель, а не доверяться при этом какому-то институту, который гарантирует, что загорится зеленая лампочка со словом «выход», и ты найдешь его в темноте.

Анастасия Сечина: Чему вас научила «Хромая лошадь»? Чему вас научила «Хромая лошадь»? Это тот вопрос, на который мы ждем ответа по телефону 2618867. Добрый вечер, как Вас зовут.
- Снова повторяюсь, меня зовут Михайлова Любовь Ивановна.

Анастасия Сечина: Любовь Ивановна, я прошу прощения…
- Нет, не надо просить прощения. Сечинова всегда перебивает. Сторонник губернатора. Второй вопрос: чему научила «Хромая лошадь». Скажите, а чему она научила Вас лично как корреспондента. Врать тут, сидеть и утрировать.

Юрий Бобров: Выведите, пожалуйста, звонок. Хотите поругаться – перейдите вне эфира.

Анастасия Сечина: Простите, я не поняла, что я сейчас соврала. И в каком моем слове была ложь. Вы знаете, я была глубоко беременна, когда случилась эта трагедия. Меня подняли телефонным звонком. В 3 часа ночи я приехала сюда и освещала это событие со своей профессиональной точки зрения. Потом я работала в течение дня. Вечером я позволила себе сесть и поплакать. Я не сказала ни одного слова, которое можно было бы назвать враньем. Я не понимаю, в чем была претензия.

Александр Еренко: Это опять же вопрос менталитета. Журналисты у нас врут, власть ворует, и соответственно страдает всегда народ. Как только что-то начинается наоборот, не по этому плану (допустим, страдает власть), все начинают смеяться: «Да как так? Как она может страдать?» Да, конечно, звучит смешно. Но всякое в жизни бывает. Нужно отношение человеческое менять. Нужно в головах какие-то реформы проводить до того, как какие-то нововведения вводить в общее пользование.

Анастасия Сечина: Что за реформа должна быть в головах?

Александр Еренко: Должно быть понимание плеча. Должно быть понимание того, что помимо тебя в этом городе еще живет 1 миллион человек. Нелегально, легально, но они здесь есть. Если ты гонишь под 180, потому что тебе хочется поскорее встретиться с друзьями и выпить, то ты думаешь о себе. А когда ты думаешь о других, ты не нарушаешь правила дорожного движения, скоростной режим. Ты знаешь, что можешь кого-то сбить, что прихоть твоя – поскорее выпить пива – может сказаться на сотне жизней. Можно в автобус. То же самое в том же торговом центре. Я, помнится, работал в одном из крупнейших торговых центров, где и магазины есть, и офисное пространство. И когда там проводилась учебная тревога, и когда ты видишь, что люди не хотят выходить, они запираются изнутри, чтоб администрация не смогла до них достучаться. Они сидят и работают. Они плевали на то, что сирена звучит. Я говорю о том, что нужно думать не только о себе, нужно думать о других, потому что это город, это общее пространство.

Юрий Бобров: Ну, а с другой стороны, мы помним, как проводилась эвакуация в торговом центре «Столица», когда людям приказали покинуть все помещения по техническим причинам. Несколько часов мы в прямом эфире, что называется, по ходу дела освещали это событие, несколько часов люди стояли на улице просто без информации о том, что же происходит. Никто не удосужился ни выйти, ни сообщить, ни уточнить какие-то детали, когда это закончится.

Анастасия Сечина: О том, что изменилось в головах, или не изменилось, мы поговорили сейчас в течение этого часа. Система здравоохранения и вообще система обеспечения пожарной безопасности – два важных блока станут темой нашего разговора во второй части «Время Ч». В этой студии был Александр Еренко, очевидец, и Роман Шарафутдинов, так же очевидец и тот, кто находился непосредственно внутри. Услышимся после федеральных новостей. Это проект «Время Ч», 2009 год, «Хромая лошадь».