– Здравствуйте!

– Мы сегодня поговорим, наверное, о том, что у матери с ребенком, находящихся в сложных жизненных ситуациях, всегда есть выход. Вот неоднократно об этом говорили, и, собственно, вы этим занимаетесь, и мы поговорим попозже, да, позже об этом выходе, но все же, давайте поговорим о природе того, что движет женщиной, которая отказывается от ребенка, которая… Вообще, что значит быть в сложной жизненной ситуации? Какие бывают сложные жизненные ситуации?

– Сложные жизненные ситуации – на 90% это внутрисемейные конфликты, то есть это конфликты между родителями и детьми, это конфликты между мужем и женой, это… Вся природа, конечно, непосредственно в семье. Так нет, что она шла по улице, ее кто-то там обидел и она вдруг вот оказалась в сложной жизненной ситуации. Обычно это как бы некий процесс предшествует этому. Так вот я хочу сказать, что в 2013 году по, ну скажем, нашей совместной инициативе с министерством социального развития, за что мы очень благодарны министерству, потому что мы три года уже совместно работаем и реализовываем этот проект в нашем крае, в Пермском крае три кризисных центра создано на базе государственных учреждений. Это в городе Березники, в Чайковском, в Перми. И эти центры уже приняли, ну только пермский центр принял порядка шестисот человек.

– Это детей в том числе?

– Это детей в том числе, конечно, безусловно. И ну примерно там 50 на 50, потому что и многодетные мамы тоже оказываются в сложной жизненной ситуации. Ситуации, безусловно, бывают разные, не всегда есть необходимость поселения в кризисном центре. То есть зачастую необходимо помочь, не знаю, продуктами, памперсами, например, какая-то психологическая помощь, да просто человеку поговорить с кем-то. То есть этого бывает достаточно для того, чтобы человек понимал, что у него есть точка опоры и он дальше уже сам, скажем так, меняет свою жизнь и шагает дальше. Есть, конечно, критические ситуации, когда человеку просто негде жить, ему просто некуда идти, потому что близкие родственники не дают ему места жительства, не дают ему регистрацию по месту жительства, то есть он не может получить социальные льготы. Ну вот, кстати, по регистрации, я считаю, что нужно прямо отдельно поднять эту историю. И поэтому человек тогда попадает в эту ситуацию.

– Домашнее насилие.

– Отдельная категория – это домашнее насилие. Сейчас есть случаи, ну вот буквально недавно был, когда девушка обращается и она на протяжении десяти лет подвергалась домашнему насилию со стороны супруга, то есть не физическому, а очень тяжелому психологическому насилию. И действительно, они приходят и говорят, что «нам нужно просто время, то есть мне нужно просто укрытие, чтобы я могла эту ситуацию пережить». И тогда, безусловно, мы, конечно, в интересах и девушки, и семьи предоставляем это укрытие и дальше они уже сами решают. Конечно, многие возвращаются обратно в семьи…

– Это после уже ваших профилактических работ?

– И даже после профилактической работы, и все. Но они делают выбор в пользу семьи, объясняя это тем, что дети, семья, он попросил прощения. Потом у нас эта ситуация повторяется и она снова оказывается в кризисном центре. Ну определенный процент таких есть. И ну это сложная проблема, которую… Принимают участие вообще в изучении этой проблемы большое количество специалистов и экспертов, и на федеральном уровне тоже. Так вот, у нас кризисный центр – это, ну скажем так, уникальное событие, на федеральном уровне, потому что нет таких форм, как государственное и частное партнерство, когда государство обеспечивает нам какие-то базовые вещи, которые в рамках возможностей государства и когда общественная организация имеет возможность оказывать помощь и идти за руку вместе, и все это в интересах женщины и детей.

– А на сколько мест рассчитан центр?

– Центр рассчитан на 16 мест, 12 мест и 10 мест.

– Ну так как…

– Так как в разных центрах. Но, конечно, безусловно, бывают моменты, когда, особенно сейчас, в зимний период, особенно в праздничные дни у нас будет, скорее всего, ситуация как бы очень такого плотного заселения. В летний период там немножко полегче, то есть меньше как-то эти ситуации выявляются. Ну это обычная практика, потому что все кризисные центры, по сути, работают круглосуточно и готовы принять женщину с ее проблемой круглосуточно. Не надо, если она находится на улице, не надо бояться звонить и обращаться за помощью, потому что все службы для этого готовы. Есть скорая социальная помощь вместе со службой доверия. Это, кстати, тоже проект совместный с минсоц, и это проект, который направлен именно на снятие первой, скажем так, эмоциональной реакции и формирование у человека, оказавшегося в трудной жизненной ситуации, проблемы, которую надо решить, потому что к концу разговора не всегда проблема является ну такой глобальной…

– Конечно.

– Может быть человеку надо было просто выговориться. Поэтому там работают профессиональные психологи. И третий год мы видим эффективность работы и также сейчас принимаем участие в изучении, в исследовании портрета женщины, которая оказывается в таком моменте.

– Да, кстати, вы грант выиграли, да, получили грант?

– Мы участвовали, мы получили грант на исследование по проблеме инфантицида, то есть мы приняли участие и в таком исследовании тоже, ну это то, что касаемо беби-боксов больше там, из этой истории, да.

– Да, об этом мы поговорим во второй части нашей программы.

– А то, что касается кризисных центров, сейчас была конференция, в Екатеринбурге все собрались, большое количество специалистов из этой области. И вот буквально в данный момент идет заполнение анкет женщинами как раз вот для этого исследования, чтобы выявить портрет, выявить проблему, ну там уровень образования и вообще, каким образом они обращаются. То есть нам очень важен путь женщины за оказанием помощи. Понимаете, когда центр для жертв домашнего насилия, нельзя писать адрес, потому что мы понимаем, да, это безопасность для всех остальных.

– Так.

– Можно написать только телефон. А как распространить информацию об этом телефоне, как дать информацию о том, что можно обратиться через сайт. Вот я пока не могу определить там точку, чтобы эта информация дошла до каждой девушки.

– Ну хорошо, женщина обратилась, спасли семью, но есть еще такой кризисный момент, когда она готова отказаться от ребенка. Вот чем руководствуется женщина в таком случае?

– Можно я вам похвастаюсь достижениями нашей совместной работы с министерством социального развития?

– Да.

– Из тех, кто обращался за помощью, у нас все семьи сохранены, все дети сохранены в семьях. То есть мы забирали беременных из подъездов, с остановочных станций, с поездов, с вокзалов, то есть абсолютно из разных мест, и у нас, мы делали все максимально для того, чтобы женщина могла встать на ноги и заниматься воспитанием своего ребенка. Поэтому здесь у нас такой статистики…

– Ну вот что вы говорите женщине… как, что нужно ей сказать? Она же настолько подвержена любому мнению.

– Ну каждый случай индивидуален, то есть здесь нельзя сказать об общей методике, скажем так, но в каждом случае индивидуально. Где-то родители оказывают очень тяжелое давление и буквально вынуждают отказаться от ребенка, что нагуляла без мужа: «Куда ты еще нам второго принесла?» Где-то женщина просто не осознает, что, да, в ней зародилась новая жизнь…

– Отсутствие материнских чувств.

– Вы знаете, противники иногда говорят: «Женщина, которая несет ребенка в бокс, не убийца». Вообще женщина априори не убийца, любая женщина – это женщина, и если она родила, она мать. Какая бы она ни была, она мать. Поэтому надо уважительно относиться. Я вам больше скажу, иногда обстоятельства вокруг вынуждают женщину совершить именно такое. Поэтому здесь просто перекладывать ответственность только на одну бедную несчастную женщину беременную, у которой и меняется гормональный фон и так далее, нельзя. Нужно вовремя постараться ей помочь.

– Так.

– Есть, мы же ведь занимались и теми, кто возвращался за детьми из беби-боксов.

– Да.

– Поэтому мы знаем, мы знаем как бы другую сторону. И я вам больше скажу, путь оставления ребенка – это длительный процесс, и в этом процессе они ищут выход. То есть они обращаются через социальные сети, они пытаются пообщаться в каких-то группах. И вот здесь зависит, что скажет общество.

– А общество говорит что-нибудь отрицательное зачастую.

– Да, ну то есть что они о них говорят? Они о них говорят какие-нибудь очень обидные вещи.

– Ну да.

– И женщина просто цементирует свое решение и тогда мы получаем результат. Если у нее хватило сил моральных, душевных, дойти до медицинского учреждения, постучаться, поставить ребенка на табуретку и постучать в окно и дождаться, когда его заберут, либо зайти где-то там в беби-бокс положить и выйти – это слава богу, это вообще самое лучшее, потому что бывает, что проходят сутки, обычно женщины возвращаются в течение недели. Это те, кто оставили детей в беби-боксе. А по кризисному центру я скажу так: мы максимально делаем, и на сегодняшний день у нас уже есть такой положительный опыт, когда девушки начинают объединяться, снимать вместе, допустим, квартиру, и одна сидит с детьми, другая выходит на работу, и так далее. То есть уже получается как бы некая взаимовыручка. Хотя в 2013 году этого не было. Мне было поразительно, почему люди, находящиеся в трудной жизненной ситуации, не проникаются проблемой друг друга. То есть они прямо вот каждая со своим ребенком на руках и никому не доверяют. Сейчас нам удалось переломить эту ситуацию и перейти на следующий уровень.

– Сколько максимум можно прожить женщине с ребенком в центре?

– Центр ограничен, потому что это все-таки государственное учреждение, бюджетное, и он ограничен до трех месяцев. Но бывают ситуации исключительные, когда мы понимаем, что у нас… Ну то есть на улицу у нас никто не выходит. То есть мы каждую ситуацию решаем до самого конца, потому что ну вот такие замечательные специалисты подобрались, которые помогают это сделать. Здесь один в поле не воин.

– То есть это и психологи, да, и зачастую психологи?

– Это и психологи, это и социальные работники, это министерство, межведомственное взаимодействие, когда можно очень быстро помочь оформить документы. Это органы опеки, когда они могут помочь оформить свидетельство о рождении, если у женщин нет средств заплатить, например, госпошлину, еще какие-то моменты. Единственная очень большая проблема, которую я хочу озвучить и которую уже, в принципе, мы выносим в федеральную повестку, это регистрация по месту жительства. Регистрация по месту жительства у нас стоит на сегодняшний день выше, чем конституция. Потому что если ты не имеешь…

– А поподробнее, что, о чем, в чем проблема здесь?

– Если ты не имеешь регистрации по месту жительства, даже временную, ты не можешь обратиться в суд, ты не можешь получить пособие, ты не можешь… В части кризисных центров в других территориях, ну не в нашем крае, в других территориях, ты не можешь обратиться даже в кризисный центр, понимаете? То есть человек, по сути, не имеет регистрации по месту жительства и лишается каких-либо льгот. Вот недавно была история, когда многодетная семья, ну по определенным причинам, не важно, ну как бы…

– Конечно.

– Я отбрасываю предыдущую историю. Вот передо мной факт: вот женщина, четверо детей, муж, прекрасная семья, то есть нормальная. Но вот так уж сложилось, что у них ни у кого нет регистрации по месту жительства. Государственное учреждение не может предоставить регистрацию без заселения. То есть, если женщина заселяется в кризисный центр, то регистрируют. Я предлагаю: «Вы может быть заселитесь с детьми, пока муж достраивает дом?» Она говорит: «А как же отец?» И вроде как правильно было бы, чтобы они были вместе, да, и помогать вместе. Но на сегодняшний день сложилась ситуация, что я их просто зарегистрировала в квартире своей мамы, всю семью.

– С детьми?

– С детьми. Ну потому что она не может получить пособие и, соответственно, не может получить льготы, временную регистрацию. Дали продукты, дали, нашли им утеплитель на дом, чтобы они были вместе. Вот это очень большая проблема.

– И таких случаев много, не будешь же ты записывать в свою квартиру…

– И такие случаи создают трудную жизненную ситуацию. По сути, человек может, у него есть право воспользоваться, но не имея регистрации по месту жительства, он не может ничего сделать, то есть его не принимают в суде, исковые заявления не принимают, и так далее. У нас были истории, когда мы из Москвы привозили девочку в Пермь и в Перми решали вопрос в суде, потому что здесь сделали регистрацию, в кризисном центре сделали регистрацию, потом мы подавали в суд. А в Москве три раза нам отказывали только потому, что у нас нет регистрации.

– Кстати, я знаю случай, что и из Свердловской области приезжают в Пермь в центр, с ребенком в Пермь.

– Ну вот сейчас у нас девушка, которая была у нас в центре, вроде бы там все у них с мужем хорошо, они уехали, и вот там сейчас конфликты со свекровью. Она сейчас оттуда пытается уехать в Брянск, потому что муж у нее уехал в Брянск. Вот я буквально сегодня занимаюсь проблемой поиска кризисного центра в Брянске. Ну у нас есть девушка, которой мы помогали там года два назад, поэтому, я думаю, что она сейчас откликнется и мы подключим РПЦ.

– И всё с ребенком на руках, да?

– Да, да, конечно, конечно. Ну есть, скажем так, экстренные ситуации, когда вот она стоит на улице. Тогда не надо вообще думать о чем-либо, мы не спрашиваем ни о чем, то есть наша задача – поместить в безопасное место. Вот после того, как мы это сделали, мы уже начинаем работать, то есть составляется программа. То есть эта программа нам даем возможность понять, что может государство сделать в рамках кризисного центра, ну там министерство социального развития, и что может сделать общественная организация, привлекая граждан, потому что не совсем будет правильно, если кризисные центры будут существовать только как частные организации. И все время собирать средства. Ведь государство… Ну нам повезло, потому что наш, такой как у нас пример, он по сути единственный в стране, что мы вот так вот…

– Что софинансирование, да, и государство?

– Можем, да, работать, потому что, да, мы помогаем тем, которые находятся в кризисном центре, мы выявляем эти случаи, да, допустим, и заселяем туда, и они также могут к нам обратиться, у них, ну допустим, не заложены средства для транспортировки, на автобус, не знаю, на одежду. Вот это уже как бы наша задача, да, обезопасить вот эту историю.

– Кстати, вот раньше существовала такая проблема, точнее, что очень много ведомств, занимающихся вроде бы институтом семьи, и они занимаются по-разному, проблемами детства, проблемами женщин.

– Ой, какая вы молодец, вот прямо вот нужен институт семьи.

– Да.

– Понимаете, потому что вот межведомственное взаимодействие – у каждого своя история, у каждого своя программа.

– И они не выходят за рамки.

– Но нельзя семью, да… Они не всегда пересекаются, они не всегда вообще попадают туда, куда надо, то есть они уже там в каждом ведомстве идут по своей программе. И вот именно межведомственное взаимодействие, на сегодняшний день оно одно из самых сложных. Хотя, в принципе, например в скорой помощи знают о нас, о нашем фонде, и они, как они шутят, врачи, они говорят: «Вы нас без работы никогда не оставите», потому что…

– Вечно, да.

– Да, постоянно вызываем, спасибо им большое, что они ну как бы реагируют и в наших сложных ситуациях. В медицинских учреждениях врачи начали звонить. Например, у нас была история, когда женщина родила, до этого она жила в гараже, ну реально в гараже просто, с мужем, но в гараже.

– И забеременела.

– Ну она забеременела, она уже даже родила, а идти-то дальше как бы некуда.

– Ну конечно, в гараже ребенка растить…

– Вот. И врачи-то тоже как бы не понимают, что делать, то есть они как бы свою функцию выполнили, роды приняли, а куда отправлять – не знают. Поэтому вот есть кризисный центр, мы забираем такую женщину, поселяем в кризисном центре, она получает регистрацию, получает все пособия. То есть мы понимаем, что ребенок в безопасности и можем видеть, да, то есть человек дальше будет социализироваться и заботиться об этом ребенке. Ну это как бы одна история.

– Так, и если не будет? Если вы видите – вы продолжаете работу?

– Я вот, знаете, как бы о плохом не очень люблю думать, потому что у нас не было такого.

– Отказов никаких не было?

– Нет. Если они отказываются, то они делают это в роддоме. Но бывает так, что – и мне очень нравится тоже тенденция последнего года буквально – когда звонит не сама девушка, а тот, кто узнал об этой ситуации. Поэтому вот это самое важное звено. Мне позвонила коллега одной девушки и сказала, что та хочет отказаться от ребенка, она родила, она не знает, что делать, куда идти, и так далее и тому подобное, она боится рассказать маме, сестре, ну там целая страшная история. И я сказала: «Давайте так…», просто я была в Москве и когда я прилетела, вот к этой девушке пришла, мы с ней изменили эту всю ситуацию. Я поговорила с мамой, я поздравила бабушку с тем, что у нее родилась внучка. И да, было тяжело, они потом очень долго предлагали мне усыновить их дочь вместе с маленьким ребенком. Но девушка прожила в кризисном центре буквально три месяца и сейчас она находится с мамой, с бабушкой, то есть я уже смотрю – постят фотографии, все у них хорошо. Главное – вовремя.

– Напомню, в гостях у нас сегодня руководитель фонда «Колыбель надежды» Елена Котова. Мы продолжим про кризисный центр для женщин. Я как понимаю, вы, когда его создавали, вы все равно исходили из опыта может быть западных стран? Или вы исходили абсолютно из каких-то своих интуитивных ощущений?

– Нет, мы исходили из диалога между министерством социального развития и теми случаями, которые у нас были. И мы очень рады, что нас услышали, и практически услышали сразу, потому что когда мы объяснили необходимость создания отдельного центра именно для женщин и отработки механизма. И было понятно. Сначала было, конечно, мало понятно, что это за некоммерческая организация, что они там будут делать, потому что все-таки некоммерческая организация, они не такие устойчивые, да, в принципе. Поэтому здесь роль государства, конечно, очень важна. И так как дали эту поддержку, у нас получилась возможность оказывать помощь не только тем, кто заселяется и ограничивать себя этим, а у нас появилась возможность помогать тем, кто и не заселяется, просто обращается. Поэтому здесь мы анализируем промежуточные итоги и шагаем дальше.

– Какие в планах усовершенствования может быть? Может еще что-то требуется, может быть… Горячая линия?

– Есть, горячая линия есть.

– То есть все вот уже.

– Да, у нас есть горячая линия, даже я вам больше скажу, что начали… Сначала вроде бы как мы говорили только о женщине с ребенком в трудной жизненной ситуации или жертвы домашнего насилия. Сейчас мы, буквально через год мы перешли к истории того, что нам начали звонить мужчины, бабушки, семьи, ну там еще с какими-то проблемами. И мы сфокусировали эту, оформили эту историю в скорую социальную помощь. Поэтому скорая социальная помощь – это не только психологическая помощь, но это возможность распределить по направлениям те общественные организации и ту помощь, которую мы могли бы оказать людям.

– Ну вот еще…

– И не надо стесняться звонить, там хорошие психологи, они поговорят: 066.

– Ну вот один еще из крайних случаев, да, это беби-боксы, эта ну действительно тема вызвала просто шквал в последнее время, информационный шквал. Да, вы сейчас не зря так ухмыляетесь. Вообще, что сейчас, какая-то обновлена информация? Что-то сейчас вообще известно? Я как понимаю…

– Ну на сегодняшний день, я… Вчера буквально прошла информация про то, что уполномоченный по правам человека в Российской Федерации высказал сомнение против запрета беби-боксов. Вот знаете, когда ты смотришь на эту историю глазами ребенка и убираешь все свои знания, накопленный опыт и так далее… Вот если мы поместим себя и представим, как этот младенец, он зависит от человека, который находится рядом. Ему без разницы, какие есть способы, какие есть методы оказания помощи, какие там семейные конфликты. Он вообще даже не понимает, в какой он стране. Он знает, что он здесь и сейчас, и вот здесь его мама. И поэтому, безусловно, мамы, дорогие мамы, не надо никуда оставлять, ни в каких коробках и так далее. Надо дать женщине возможность точки входа в медицинское учреждение. Пусть она зайдет, даже если она оставит и уйдет, для нее не будет это уголовной ответственностью и преследованием. Но это надо будет только этот барьер пережить эмоционально. Но тогда надо и с персоналом переговорить. Ведь в ряде стран есть такая возможность: пришла анонимно, допустим, она анонимно обратилась родить. Вот вся проблема упирается только в то, что кто будет оплачивать эти роды. Ну мы не можем ставить шесть с половиной тысяч рублей против жизни ребенка, правильно?

– Да.

– То есть, по сути, мы должны принять эти роды, и уже министр здравоохранения сказала: «У нас есть закон, который обязывает оказать медицинскую помощь женщине, если она пришла анонимно». Поэтому анонимно рожать в медицинских учреждениях можно. Тогда появляется второй вопрос. Если она к вам зашла и у нее есть точка входа, то тогда система профилактики социального сиротства должна вот здесь сработать, понимаете, когда она зашла. Безусловно, надо работать еще и ранее. То есть когда она только выявила эту беременность, когда она обратилась за абортом и ей отказали, например, и она на учет не встала – это уже начинается история, которую надо понимать, к чему она приведет.

– И вот недавно была новость, что за три дня было обнаружено в беби-боксе в Березниках аж два ребенка. И тогда Павел Миков сказал, что оба ребеночка были рождены в домашних условиях. Вот не кажется ли вам, что беби-боксы как бы провоцирую женщин на роды вне медучреждения?

– Если женщина скрывала роды, то она в любом случае будет рожать не в медучреждении. И вообще те случаи, которые были, именно случаи инфантицида – убийство матерью новорожденного ребенка, все были дети рождены в домашних условиях. Поэтому женщина скрывает свою беременность, женщина как бы, у нее там путь совершения преступления есть определенный, потому что мы сейчас по исследованию как бы эту ситуацию видим и выяснили, ну и, скажем так, подтвердили, скажем, тот опыт, который у нас за пять лет есть. И к моменту совершения преступления у нее уже все зацементировано, она не рассматривает ребенка как ребенка, то есть она больше защищает своих детей, потому что почти 80% женщин, имеющих от двух до пяти детей, то есть это мамы, которые третьего, пятого ребенка убивают.

– И это для них как обуза? Чем они руководствуются, почему?

– Разные… Опять же, вернусь к семейным конфликтам.

– Ну да, наверное.

– Да, то есть это отцы, которые не готовы принимать на себя ответственность за детей, невозможность прокормить остальных детей, то есть они очень переживают, потому что если будет еще один ребенок, у них не будет возможности поднять этих детей. То есть они ребенка как ребенка не рассматривают, они рассматривают это как проблему. Поэтому вот самая важная задача, даже тут не в беби-боксах дело, самая важная задача – дать женщине точку входа, чтобы она могла зайти в медицинское учреждение. Вот я буду повторять и повторять это десять раз. Когда она зайдет, пусть анонимно, в любое учреждение, у нас будет возможность с ней поговорить, посмотреть в глаза, попытаться решить эту проблему, потому что мы видим, что, в принципе, девять случаев, когда мамы вернулись за детьми.

– Из скольки?

– Из шестидесяти.

– Ну это результат, я считаю.

– Ну это, да, потому что когда оставляют ребенка в беби-боксе, мы всегда даем оповещение, что если вы передумали, если вы хоть на секунду сомневаетесь в своем решении, если вы не знаете, что делать – пожалуйста, возвращайтесь.

– Мама, которая в Березниках оставила девочку, она вернулась, как я помню.

– Она вернулась, да, она позвонила.

– И что сейчас?

– Сейчас, сегодня мы подаем заявление в суд на определение родственных отношений с ребенком, то есть, в принципе, мы с ней все проговорили, весь алгоритм действий понятен, то есть мы просто по нему шагаем. Это уже такой некий технический момент. То есть в органы опеки она обратилась, написала заявление, она также обратилась и в полицию, дала пояснения по поводу ну как бы ситуации сложившейся. И опять я скажу, что проблема в близком окружении.

– Оказалось, да. Ну она многодетная мама, говорили в СМИ.

– Невозможно оказать внешнюю помощь, когда внутри не помогают. Но я надеюсь, что мы справимся с этой ситуацией, и я очень рада, что мама вернулась, и больше скажу, у нас может вернуться мама, папа, бабушка, дедушка. И поэтому и мальчик, который был оставлен 31-го числа…

– Да, да, да.

– И если тоже мама думает, или бабушка, или кто знает эту историю, пожалуйста, если вы понимаете, что вы совершили ошибку, вы обратитесь, ничего страшного. Мы все имеем право на ошибку, но мы можем ее исправить.

– Правильно ли вообще, что отказ от ребенка – это социально осуждаемый поступок?

– Конечно, ну безусловно. Отказ от ребенка – это в любом случае плохо, не важно, чем он официально, в медицинском учреждении. У нас какое-то немыслимое количество – 5000 отказов, что ли, в стране.

– Да, да, вот, я к этому и веду.

– Это просто какая-то очень большая цифра.

– Почему, как можно остановить это? Вы думали об этом? Ну то есть, я понимаю, что вы сейчас к этому и идете.

– Конечно. Но говорить такие красивые фразы, что нужно поднимать семейные ценности, можно… Безусловно, в семье должен быть культ семьи, должен быть папа, должна быть мама. То есть мужчины, я вас прошу, пожалуйста, не бросайте своих детей, не бросайте своих женщин, которые… Ну будьте где-то рядом, даже если вы не испытываете никаких чувств, ну помогайте, потому что ну это ребенок, он вырастет, он даже может быть и разберется в этой ситуации, но здесь главное вот в этот момент. Потому что, безусловно, большое количество этого, когда женщина рассчитывала на помощь мужчины и он вдруг исчезает, и она не знает, что делать, и совершает какие-то такие глупости. Слава богу, если она ну вот оставила либо в медицинском учреждении, либо в беби-боксе, и тогда у нее есть право на исправление ошибки. Но это не возвращение отца ребенка. Мы даже вот случай по Челябинску. Понимаете, вот когда она была беременная, когда ее бросил мужчина, когда он создал другую семью, он ее не поддерживал, он все это знал, когда она была доведена до такого состояния, когда она испытывала такое тяжелое чувство. И когда она оставила этого ребенка, все бросились осуждать ее, угрожать, оскорблять. И тут выходит на сцену красивый приятный молодой человек и говорит: «Да нет, ну что вы, я буду воспитывать своего ребенка». Вот знаете, как бы это немножко неправильно, потому что, по сути, не неся ответственности за этого ребенка, он как бы спровоцировал эту ситуацию.

– Совершенно верно.

– Он знал о том, что она беременна, он ей не оказывал помощь, то есть он не сделал ничего, чтобы она поступила иначе или чувствовала себя в безопасности. Безусловно, я не оправдываю этот поступок, когда ребенок там, знаете, его едят муравьи. Но я считаю, что если бы эта женщина даже обратилась в медицинское учреждение и оставила там ребенка, это было бы, была бы возможность с ней пообщаться.

– Давайте примем звонок. Мы готовы, да, все? Алло, здравствуйте, вы в прямом эфире. Как вас зовут?

– Здравствуйте, меня зовут Татьяна. Мне интересно, кто вообще стоит за организацией беби-боксов?

– Да, спасибо, Татьяна.

– Спасибо! Что значит – стоит за организацией? Это благотворительный фонд «Колыбель надежды», беби-боксы установлены в медицинском учреждении, то есть не надо демонизировать беби-боксы, это просто окно, скажем так, открытое окно.

– Я помню, вы сказали в интервью, мне эта фраза впечаталась в сознание: «Не нужно, если мы будем бороться с металлопластиковыми…»

– Окнами.

– Окнами, да, то это утопия.

– Да, безусловно, потому что беби-боксы – это не что иное, как просто открытое окно. То есть это окно, куда человек может, нужно, чтобы он обратился за помощью. Нужно сделать все, чтобы к этому окну не было необходимости подойти. Но давайте, я вот всегда привожу пример с пожарным выходом. Мы во всех зданиях устанавливаем пожарный выход. Это не для того, чтобы случился пожар или разжечь костер прямо сейчас, здесь, и потом торжественно спасаться через него. У нас запасной выход, что если случился пожар, то, по крайней мере, мы можем сохранить жизнь людям. И таких примеров много. И мы же не боремся с пожарным выходом, потому что у нас есть служба МЧС, которые могут приехать и нам помочь. Зачем нам пожарный выход ставить? Вот то же самое с беби-боксами. Не надо акцентировать и демонизировать. Уже помимо беби-боксов проделано огромное количество работы. 26000 семей только у нас получили помощь в виде гуманитарной, это и памперсы, и детское питание, и все остальное. То есть уже проделано работы настолько много, что вокруг беби-боксов это бессмысленная шумиха.

– Ну сейчас, я как понимаю, остался в подвисшем состоянии этот вопрос – запрет или не запрет. Или уже…

– На сегодняшний день все «окна жизни» установлены в рамках действующего законодательства. Никакое законодательство – ни России, ни международное – не нарушается. Поэтому…

– Давайте примем последний звонок. Здравствуйте, вы в прямом эфире, как вас зовут?

– Здравствуйте, меня Андрей зовут.

– Да, мы вас слушаем.

– Как вот она, как вот женщины, которые, например, в трудном положении находятся, вот они не знают – оставлять, не оставлять, а как они узнают, что беби-бокс находится там-то, что они могут, что у них есть какие-то права, что они могут забрать? Это как, социальная реклама у них как-то где-то проходит, или они не дают эту социальную рекламу?

– Ну на сегодняшний день вообще нет смысла рекламировать беби-боксы, все, что надо, девушки найдут сами. Есть необходимость рекламировать центры помощи и телефоны помощи…

– Не рекламировать, а извещать. Как они извещаются?

– Как они что?

– Я сейчас не как рекламируют, я сейчас, что извещаются. Как они получают знания, что есть такие беби-боксы и что они имеют права, если они даже отдали, что они могут потом забрать, что у них есть права, что это будет нормально?

– Смотрите, во-первых, каждый случай оставления ребенка в беби-боксе вызывает ну как бы некий особый, пристальное внимание средств массовой информации. И через средства массовой информации мы обращаемся к родителям и предлагаем им помощь, если они уже это сделали. А вообще у каждого беби-бокса находится целый перечень телефонов оказания помощи, у нас есть на сайте обратная связь, то есть можно написать письмо, прямо у нас есть вкладка «Нужна помощь», женщина может написать туда. У нас есть телефоны круглосуточные и, соответственно, есть те, кто обратились к нам за помощью, конечно у нас до беби-бокса никто не доходит. Есть другие, ну то есть мы… Нет такой универсальной таблетки, которая бы вылечила одну болезнь полностью, вот одной таблеткой всю болезнь, это целый как бы набор разных факторов, которые вызывают в конце концов гибель младенца. Поэтому мы здесь заинтересованы в чем? В том, чтобы женщина обратилась за помощью, то есть мы призываем к этому. Если ей нужен беби-бокс, у нее очень много времени и она сама все, что ей надо, найдет, потому что в социальных сетях, везде они общаются. По портрету женщины – я уже сказала – это женщина со средним специальным образованием, это женщина, которая закончила школу, единицы, кто не имеет среднего специального образования, это техникумы, колледжи, и так далее. Это человек, который пользуется сетью интернет, имеет от двух до пяти детей, то есть уже является для них, в принципе, хорошей нормальной мамой и оказывает, выполняет свои родительские обязанности в отношении этих детей в полном объеме. Поэтому это люди социализированные и могут пользоваться интернетом.

– Спасибо, спасибо, Андрей, за ваш вопрос. Мы вынуждены заканчивать. Как обычно, в конце полетели вопросы, и вот уже и в соцсетях написали, но там, кстати, вопрос дублируется с вопросом Андрея. Спасибо вам большое, Елена, за эфир! Будем дальше, надеюсь, сотрудничать и проводить такие эфиры. Все-таки есть интерес у слушателей.

– Спасибо!

– Спасибо вам, слушатели, за активное участие, всего доброго!

___________________

Программа вышла в эфир 9 ноября 2016 г.