"Предлагаю построить памятник неизвестному братку 90-х годов", - Вячеслав Раков, кандидат исторических наук ПГНИУ

Тема: Отношения России с Украиной и Европой, судьба гуманитарных наук в России, особенности Перми и ментальный провал

Гость: Вячеслав Раков, доцент, кандидат исторических наук ПГНИУ

Дата выхода: 13 февраля 2015 года

Программа:  «Дневной разворот»

Ведущий:  Артем Жаворонков

- Начнем с нормандской четверки. 16-часовое совещание, которое журналисты назвали шоу. Что вы об этом думаете?

- А можно ли, исходя из сегодняшних реалий?

- Я думаю, что реальные договоренности в Минске не достигнуты и продолжение следует, как это ни печально. Петр Порошенко продолжает настаивать на том, что Украина - унитарное государство. А она не может быть унитарной, если хочет быть европейской страной. Ей придется принять европейские ценности. Это частность меня тревожит. Виноватых надо искать по обе стороны. Все несут ответственность за то, что происходит в Украине.

- Готова ли к принятию европейских ценностей Украина ментально?

- Нынешняя Украина к этому не готова. Но ничего другого, в перспективе, ей не остается. Основным доказательством того, что Украина европейская страна, в будущем может быть способность идти на компромиссы. Европейский стиль - это ориентация на мир. Я говорю о современной Европе, начиная с 1945 года. Американский стиль более жесткий.

- Может быть, европейская ориентация на мир - это бесхребетность?

- О современной Европе нельзя говорить однозначно. Европейский исторический цивилизационный эксперимент еще продолжается. В начале XX века, как мы помним, Европе предрекали закат. Потом было выражение "Еврокризис", потом "Евросклероз". Но в 90-х годах прошлого века Европа продемонстрировала, что она - живое образование. Европейский эксперимент не имеет аналогов.

- Как же быть с проблемой исламизации, мигрантами, которые вытесняют европейские ценности, заменяя их своими, которые зачастую противоположны?

- Да, это одна из внутренних проблем, которая возникла в последнее десятилетие. Мультикультуралистский проект 90-х себя не оправдал и в этом откровенно признаются в Европе. Это вызов, на который Европе придется отвечать.

- Но это конфликтный вызов. Он приведет к кровопролитию?

- Европейская толерантность имеет границы. Она не резиновая. Если исламизация будет угрозой, которая поставит под сомнение бытие Евросоюза, то европейцы пойдут на более жесткие меры. Я в этом уверен.

- Сколько еще на это потребуется, по вашим оценкам? Или это будет неожиданным взрывом?.

- Это может быть и неожиданным. "Горючий материал" постепенно накапливается. Первой "все, хватит" прокричала итальянская журналистка Фаллачи. Она написала книгу, смысл которой бы в том, что еще немного, и Европа превратится в Еврабию. Толерантность без границ - это абсурд.

- Россия и Европа сегодня - это союзники или противники?

- Не думаю, что противники. Эту черту пока не перешли. С другой стороны, Россия почувствовала разочарование от того, что мы снова в Европе не свои, что нас там не любят. Это почувствовали те, кто считает себя русскими европейцами, как, например, я. Нас там не любят не только на политическом уровне, но и на ментальном. Россия - это, все-таки, не Европа. Россия - это особая цивилизация. Даже с точки зрения территориальной. Смешно говорить, что Россия - часть Европы. С другой стороны, России не близка никакая другая культура так, как европейская. Китай - это цивилизация в себе, под маской. Индия - это для меня уже потеплее, но все равно - другое. Об исламе и говорить нечего. Ислам - это ислам, особенно, арабский. У нас есть евроислам, поволжский, но, тем не менее, православие и исламская цивилизация, при всей близости, при том, что они растут из одного корня, это различные цивилизации. А мы все воспитывались на европейской культуре. Это мне говорит гораздо больше, чем что бы то ни было другое.

- В Европе нас воспринимают так же, как 200 лет назад, как "дикарей"?

- Не думаю, что мы для них дикари. В XIX веке Европа была царицей мира и к неевропейцам тогда относились с неким пренебрежением. Сейчас ситуация иная. Европейцы знают кто такой Достоевский, Толстой, они смотрели наше кино. Сейчас ситуация не такая как два столетия назад. Хотя, конечно, в плане культурных привычек пренебрежение снова возникает. "Русские - это те, которые пьют. Безбашенные, скандалисты, нецивилизованные в культурном плане, не прошедшие дисциплинарную революцию, поэтому с ними тяжело".

- Перейдем к России. наше общество очень неоднозначно к либеральным ценностям, которые было замаячили не горизонте, но очень быстро размылись. Как вы оцениваете сегодняшнюю Россию, ели условно провести черту до 2014 года и после него.

- 2014 год, как и 1914 год стал особенным для России. Более чем 20-летний эксперимент по вхождению России в западное сообщество прервался на неопределенное время. Для меня это очень печально. Я не хочу, чтобы Россия стала Северное Кореей. Тем более, что страны сейчас настолько связаны и переплетены друг с другом, что выживать автономно почти невозможно. Тем более, что у ас нет времени входить в автономный режим. Это огромные деньги, это нелепо и смешно. Мне этого не хочется.

- Автономия или особый путь. Есть разница? Мы сейчас ближе к автономии или к выбору своего пути?

- Разница есть. Изоляционизм - это ловушка, куда мы можем войти. Особый путь - это вывод, который напрашивается сам собой. Россия, это, все-таки, не Запад, это особая цивилизация. События 2014 года заставили нас рассуждать о том, что же такое Россия. До этого мы об этом не думали. Более того, до этого даже поиска какой-то аутентичности, национальной идеи не было. Путин где-то в 2002 году на вопрос нужна ли России национальная идея ответил отрицательно. Оказвается, России нужна национальная идея и собственный миф, которым мы оперируем, а не он нами. Так что, у нас особый путь и мы - особая цивилизация. Даже территориально. Мы продвигались на восток, в Сибирь, которая была нашей Америкой.

- Один из крупных социологов провел исследования, опубликовал его результаты о том, что всплеск патриотических чувств достиг небывалых высот. Что бы вы назвали патриотизмом и как оцениваете результаты исследования?

- Это естественные результаты. Прилив патриотизма был вызван событиями в Украине, присоединением Крыма, отчасти событиями в Донбассе, противостоянием с Америкой и Западом. Было бы странно, если бы этого не было. Здесь патриотизм - это защитная реакция. В более глубоком смысле, патриотизм - это нечто другое. Это не реакция на что-то, это некое состояние души, нечто сущностное. Патриотизм - это некое состояние души, он постоянен. Это чувство нерасторжимости твоей судьбы и судьбы твоей страны, чувство ответственности за прошлое совей страны и за настоящее. Мы не пережили покаяние за геноцид, который был в стране в первой половине XX века. В православной традиции покаяние - это условие обновления. Мы же об этом не хотим помнить и уже не помним ничего. Это страшновато.

- Молодежь, с которой вы работаете, будет носителем этой памяти. Как, на ваш взгляд, обстоят дела в академической среде?

- Гуманитарное образование вступило в период выживания и что с ним будет в будущем трудно представить. Гуманитарное образование сейчас на задворках, поскольку до недавнего прошлого наша власть руководствовалась тем, что образование должно давать реальные плоды, быть прагматичным, в то время как гуманитарное образование не дает возможности подключиться к финансовым потокам. А между тем, на мой взгляд, именно гуманитарные технологии начинают формировать новое сознание, нового человека. Американцы, например, очень серьезно работают с гуманитарным образованием на протяжении нескольких тысячелетий. Мы от этого уходим, тем самым выбивая у себя почву из-под ног.

- Настройка, которую позволяют делать гуманитарные технологии, не имеет ничего общего с манипуляциями? Или наоборот это инструмент противостояния манипуляциям?

- Гуманитарное образование создает человека, способного к метапрограммированию, самонастройке. Личность формируется изнутри и гуманитарное образование этому учит. Оно ведет к появлению людей будущего, которые совершат антропологический прорыв - появление человека нового типа. Старый человек, замкнутый в себе, обеспокоенный только материальным благополучием и собственным телом, он себя выработал.

Образование сейчас ориентировано на имитационную форму подачи материала, и это тоже недостаток. Просто написал ЕГЭ и сразу забыл о нем. Современное образование не меняет человека, оно отказалось от этого. Оно отказывается работать с человеческими глубинами. А на Западе, в Америке это давно поняли.

- А последствия этого проигрыша?

- Если утрировано: в Америке появляется новая генерация людей как следствие новых образовательных практик. Это не все американцы, но, условно говоря, появляется новая раса, до которой нам тянуться и тянуться. Перепад между творческим человеком, который формирует себя изнутри и теми, кто этого делать не умеет, будет огромным, колоссальным. Это вызовет цивилизационные потери. Страны, которые этой практики не создали, которые отреклись от гуманитарного духа, отстанут навсегда.

- Как это может быть выражено в практическом плане?

- Это скажется на общем творческом потенциале. Будет ориентация на потребление, на имитацию, повторение. В лучшем случае, на эрудицию. У лучших наших представителей будет просто набитый материалом чердак, но что с ним делать мы знать не будем. Будем повторять и транслировать.

- Придумывать будет Америка, руками делать Китай, а мы останемся сырьевым придатком?

- Не только сырьевым, но и гуманитарным придатком.

- Часто приходится слышать, что в пермском крае не такая динамика, как в Екатеринбурге, Челябинске, я уже не говорю о Москве или Санкт-Петербурге. Отток людей все ощутимее. Власти пермские виноваты? Карма у нас такая?

- И карма тоже. Историческая карма, то есть, некие запущенные очень давно долгоиграющие тренды. Это трудно скорректировать, как трудно скорректировать проблемы в характере. Екатеринбург - там всегда были активны промышленники, которые были второй властью и не зависели от чиновников. Пермь - это классический город чиновников. У нас, в принципе, не может быть такого мэра как Ройзман. Это человек, который может быть собой занимая высокое положение. В Перми это принципиально невозможно. В Перми чиновник - это маска, которая срастается с лицом и постепенно становится лицом.

Кроме того, Пермь - это криминальная столица России.

- Серьезно?

- Это показатели социологических замеров. С 2006 года Пермь - криминальная столица. Это город зон. Я слышал как-то от Олега Чиркунова, что в Перми плохая развязка и те, кто вышел на свободу, с трудом могут уехать из Перми. Они оседают здесь и бандитская Пермь - это реальность.

- Криминалитет - это какие-то физические действия, опасность или это серьезный аргумент в пользу ментального упадка?

- Это сложно сказать. В 90-е годы прошлого века государство просто оставило свой народ. Оказалось, что Россия, оставшись без государственного руководства, а считается, что мы на 100% государственный народ и не можем без государства, и вот, нас выбросило из лодки, а вместо того, чтобы тонуть, Россия поплыла. Мы вспомнили, что способны к самоорганизации. И кто нас вытащил в середине 90-х? Крутые парни в малиновых пиджаках, с золотыми цепями. Они структурировали низовую Россию вокруг себя. Да, конечно, это было своеобразно. Сейчас будет шутка: Предлагаю обратиться в Госдуму с тем, чтобы был построен памятник неизвестному братку 90-х годов. Может быть, я ошибаюсь, но они нас вытащили. Это значит, что мы не столь безнадежно, что когда дело доходит до края, мы можем сами. Это меня обнадеживает.