«Мы исходим из двух вещей – из здравого смысла и пользы», – Евгений Симакин, глава регионального исполкома ОНФ

– Здравствуйте, Ирина Владимировна!

– У меня к вам несколько вопросов, потому что я уже даже не удивляюсь, я даже не знаю, что и сказать. Прежде всего у меня вопрос, который давно поднимался. У нас 230 млн бюджетных рублей потрачено очень странно на пять домов для детей сирот, которые построены чёрте где, чёрте как, и там безобразие чудовищное. Тут выясняется, что какая-то проблема с землей. А с землей-то что?

– Предварительные данные. Земля до сих пор находится в ипотеке. Поправлю только, не 230 млн рублей, а 308. Если мы говорим о всех адресах – Исхаково, Дементьево, Водники, то 308 млн рублей.

– Значит, так. Есть указ президента, есть проблема жилья для детей сирот. Люди получают разрешение на трату этих денег без конкурсов, как я понимаю.

– Давайте, тогда я кратенько, учитывая то, что мы эту тему уже затрагивали, кратенько, как все это дело происходило. Во-первых, на момент заключения договоров не было земельных участков либо они были не должным образом оформлены. Это первое. Второе, действительно при заключении договора никаких конкурсных процедур не было. Мотивация была, что это было между 94 и 44 федеральными законами, что был такой лаг, поэтому заключили, было необходимо. Причем УФАС на наш запрос тоже ответил, что якобы там нет никаких нарушений. Но, тем не менее, бесконтрольно мы получили квартиры, по стоимости сопоставимые с квартирами в центре города Перми. Это не первичное жилье, безусловно, это не шикарное жилье, но это как минимум старенькие «хрущевки», которые по качеству получше и по метражу, извините, побольше. Это второй вопрос. Третье – полное отсутствие контроля за строительством со стороны органов государственной власти. В результате квартиры меньшей площади, чем положено по социальной норме, практически все, наверное, 80%. Незначительное уменьшение, но закон есть закон. Вместо 33 там, может быть, 29,2, 29,3. Я не говорю о таких вещах как планировка. Я уже упоминал, вы уж извините. Если поставить унитаз так, как он должен стоять, он закрывает половину входной двери в санузел. Там много всего. По этой теме можно говорить сколько угодно.

– Какая архитектура!

– Итоговый результат. Знаете, что возбуждено... Вернее рассматривается возбуждение уголовного дела в отношении Министерства строительства, в отношении Департамента градостроительства и архитектуры, инкриминируется халатность. На мой взгляд, хотя я не специалист, конечно, это в чистом виде должностной подлог, потому что не видеть, что дома не могут быть сданы в эксплуатацию ввиду того, что нет разводок по электричеству, что там элементарно тепловая подстанция еще не стоит, что тепловая подстанция стоит не в 50 м, как положено, а в 15 м. Можно продолжать долго, но акты ввода в эксплуатацию были подписаны, что послужило основанием для заказчика оплатить подрядчику «Пассаж-1» оставшиеся деньги. Подрядчик нынче находится в процедуре банкротства, потому что, как выяснилось, кроме этой задолженности, вернее этих домов, плюс задолженность перед подрядчиками, есть еще очень серьезная задолженность перед банком «Урал ФД». Они, собственно говоря, и выступили инициатором следствия всех этих безобразий. Во все последующие периоды с момента ликвидации этого предприятия, когда будет закончена процедура банкротства и фактически предприятие будет ликвидировано, все затраты на содержание этого жилья будет нести бюджет. Мы уже раз вложились.

– Ужас.

– Мы не оставляем эти дома. Мы в среднем раз в две недели выезжаем. Из положительного. Да, появилась управляющая компания, мы с ними разговаривали, они стараются что-то сделать, но лист разногласий, который они выставили, вернее те вот недоделки...

– Управляющей компании, как я понимаю, деньги надо платить для того, чтобы они что-то делали?

– Дело не в этом.

– А как?

– За это платят жильцы. Но когда управляющая компания пришла на эти дома, они написали лист дефектации. Условно, да? То есть какие недоделки они в этом доме видят. Ирина Владимировна, это то ли четыре, то ли пять листов убористого двенадцатого шрифта.

– Ужас. Если между таким законом и таким, то, на самом деле, все очень просто. Приходит контора, у которой ничего за душой, говорит: «Ребята, дайте, пожалуйста, денег 230 млн бюджетных. Мы хотим сейчас быстренько построить пять домишек, 150 квартир». И на следующий день дают разрешение на строительство.

– Не только дают разрешение на строительство. Министерство строительства еще до момента подписания договора уже разошлись письма в адрес ресурсоснабжающих организаций с просьбой ускорить процедуру согласования на подключение этих домов. Договора, подчеркиваю, еще не было. Там очень много вопросов. Эта тема закончится не завтра, но что-то начало исправляться. Будем ждать, когда у нас следственные органы дадут оценку этим обстоятельствам.

– Наверное, точно это не халатность, потому что в этой истории воняет за версту коррупцией, хоть ты что говори. А тут еще, оказывается, что дают разрешение, когда нет земли, а потом выясняется, что земля есть, а она еще в ипотеке, и цена этой ипотеки больше, чем строительство этого жилья. Понимаете...

– Это еще не все. Коммуникации проложены по чужим землям – это раз. Коммуникации не сданы в эксплуатацию, то есть ресурсники их не приняли. Не все, конечно. Газовики быстро отреагировали. Молодцы. Но, насколько я понимаю, даже по домам, которые были построены в 2013 году, до сегодняшнего дня коммунальные сети в части «новогоровских» они еще не приняли. Не введены в эксплуатацию.

– Фирма называется «Пассаж».

– Такой пассаж, да. Каламбурим.

– В этом вернисаже на скамье подсудимых ребята должны быть обязательно. И из этого министерства, и из этой администрации города. Это даже не вопрос.

– Это компетенция следственных органов. Мы свою работу выполнили, вернее, мы ее продолжаем. Сейчас мы передали следующему эстафетную палочку. Мы все равно будем держать на контроле.

– Замечательно. Я писала недавно, что вы как-то реагируете на всякие свинцовые мерзости быстрее, чем специально заточенные на эти вопросы силовые структуры. Это в общем-то не совсем ваше дело. Вы смотрите, правильно ли реализуются указы президента. Получается, что бы вы не проверяли в рамках этих указов, это идет какая-то голимая уголовщина.

– Но тут не совсем так. Да, у нас есть федеральная повестка, есть указы президента и поручения президента. Контроль никто не снимал, и мы будем продолжать этим заниматься. Но мы все больше и больше делаем акцент все-таки на местную повестку, а местная повестка – это вся социалка. Это не только дети-сироты, это те же самые многодетные. Тут много всего.

– Вот Народный фронт в Пермском крае поддержал инициативу «Справедливой России» в связи с региональным капиталом. Расскажите, пожалуйста.

– Я сам не был на этой площадке, но, естественно, я знаю эту тему. Да, действительно, прошло совещание, на котором четко была высказана позиция, что отмена материнского регионального капитала – это шаг неправильный по нескольким причинам. Я выскажу свою точку зрения. Полагаю, что тот официальный документ, который родился по результатам совещания, сегодня Дарья Эйсфельд будет защищать на пленарке законодательного собрания. Я уверен, что у нее все получится, во всяком случае на это надеюсь. Исключительно по-человечески при формировании бюджета, когда начинают балансировать бюджет, по какой-то непонятной для меня причине в тот же самый момент, когда бюджет сбалансировали, разбалансируются все реальные хозяйственные отрасли и социальные, потому что выясняется, что что-то там не так. Я хотел бы спросить тех людей, которые все это предлагают и урезают. Любая многодетная семья планирует не неделями, не месяцами, не от зарплаты до зарплаты, она планирует годами: когда ребенок пойдет в школу, когда он пойдет в детский сад, как он будет расти. Дети растут быстро. Это одежда, это питание, это какие-то учебники. Это много всего. Единовременно буквально они рассчитывали на все это, и вдруг неожиданно кто-то сказал: «Нет, ребята, все не будет. Мы будем поддерживать тех, кто у нас заводит и планирует детей впервые». Здорово, да, это нужно поддерживать. Но почему мы делаем так, что мы сделаем плохо здесь для того, чтобы сделать хорошо здесь. Найдите какой-то компромиссный вариант, чтобы людям жилось немного полегче. Не то, чтобы полегче, но надо иметь, наверное, элементарное уважение к людям и исходить из этого. Потому что сидят там наверняка хорошие специалисты, верстают бюджет, его балансируют, они не понимают, что за этими буковками и циферками, за всем этим стоят люди.

– Ой, я вас умоляю, даже не думают на эту тему.

– В результате это сказывается очень на многом. Мы сегодня, наверное, еще поговорим о других вопросах социальной сферы.

– Да, конечно.

– Сейчас подождем, как у нас закончится пленарка, как отнесутся к этому депутаты. Как у нас бюджет сказывается на социальной сфере, когда эта балансировка бюджета достигается за счет социальных каких-то вещей. Наверное, есть какие-то огромные статьи бюджета, от которых что-то можно оторвать, может быть, те же самые дороги. Усильте контроль за качеством строительства дорог, усильте контроль за эксплуатацией этих дорог, я полагаю, сэкономить можно будет.

– Знаете, я вам скажу, что меня поразило. Когда я посмотрела справку, которую Дарья Александровна Эйсфельд подготовила, я не поверила глазам вплоть до того, что попросила своих аналитиков, говорю, проверьте. Президент сказал: «Так, ребята, мы продляем реализацию федерального материнского капитала», – и все регионы России тут же сделали то же самое по отношению регионального материнского капитала, то есть те, которые дают на третьего и последующего ребенка. Все, кроме Пермского края и Курганской области.

– Который никогда не был регионом-донором. Это всегда был регион реципиент. Это небольшая область, при всем уважении.

– Брянск может, Иваново может, Пермский край не может. Понимаете, это безобразие. «Пермская трибуна» неделю назад брала интервью у господина Бречалова, и он четко сказал: «Нет у нас никакого дефицита, потому что за два года работы проекта Народного фронта «За честные закупки» выяснилось, что пятая часть, 20% денег на эти закупки неизвестно где». Ребята, это даже не десятки, сотни миллиардов рублей.

– Это триллионы.

– Это триллионы! Какой бюджет? Какой дефицит? О чем говорим? Вы совершенно правы. Вот возьмите уже действительно большой кусок с этими дорогами, ну, поговорите с этими ребятами, которых пускают дороги строить. Не надо воровать так много. Как-то договориться уже можно. Уж если не воровать они никак не могут и доляшку административным органам они тоже не могут, но доляшку-то можно уменьшить. Что же это такое? У меня в этой связи больной вопрос. У меня такой вопрос, который я контролирую постоянно уже 20 лет. Чуть позже скажу. Скажите, пожалуйста, вы считаете, что пленарка поддержит Дарью Александровну?

– Я на это надеюсь, потому что я знаю, что на законодательном собрании очень много разумных людей. Это в том числе профессиональные депутаты, это в том числе и те, кто входит у нас в социальный блог. Мы со всеми ними работаем в текущем режиме, созваниваемся, разговариваем, приглашаем. Мне кажется, их позиция будет аналогична нашей.

– На самом деле, я считаю, что судьба, финансовая жизнь многодетных семей зависит по большому счету от голосования «Единой России». Ну уж так уж.

– Так сложилось, да.

– У меня такое ощущение, что часть единороссов поддержит эту гуманную и действительно очень хорошую идею, а вот это болото наше, которое неизвестно каким образом и зачем пришло в законодательное собрание, я думаю, что существенная часть «медведей» не поддержит. Ой, как я хочу ошибиться, я вам передать не могу.

– Напомню, что мы вне политики, поэтому давайте все-таки подождем, чем закончится.

– Нет, а я не вам говорю. Я говорю это нашим слушателям, а уже даже интернетным телезрителям. Я хочу посмотреть на режиссера, который мне ничего не говорит. Ага, он мне ручкой крутит, у нас сейчас реклама. Через пару минут я свой самый любимый вопрос вам задам.

– Будем ждать.

– Жень, 20 лет назад я первый раз написала про безобразие отвратительное финансовое в Пермском фонде обязательного медицинского страхования.

– Да, вопросы есть.

– Все это время я вижу, что как-то лучше не становится. Где-то месяца три–четыре назад замечательный пермский хирург Владимир Николаевич Ермаков, такой мэтр, которого знает, наверное, весь Закамск (40 лет на одном месте в одиннадцатой медсанчасти), опубликовал в «Пермской трибуне» совершенно замечательный материал, который называется «ФОМС – птица хищная». Я знаю, что вы занимались этим дивным органом. Расскажи, пожалуйста, что там опять у них?

– Мы не занимались, мы занимаемся. Вы знаете, что у нас сейчас идет проверка Контрольно-счетной палаты. Они проверяют деятельность Территориального фонда обязательного медицинского страхования. Мы направили свой запрос. Сами мы не можем инициировать эту проверку, но тут сложилось удачно. По ФОМСу, конечно, есть огромное количество вопросов. Основной сейчас по прошлому и по началу этого года: совершенно непонятное использование свободных денежных средств и размещение их на депозитах. По нашим данным 100 млн рублей...

– Можно вопрос? У них свободные деньги. Лечебно-профилактическим учреждениям смертельно не хватает денег, а у них свободные? Что это такое? Я не понимаю.

– Вы вспоминаете ситуацию прошлого года и те самые 1,8 млрд рублей, которые висели на кредиторке и на больницах… Да, в принципе, ситуация не меняется. Она стала немножко лучше с точки зрения объемов, но с точки зрения принципов и подходов, конечно, нет. Так вот результатом подобных бездумных действий 100 млн рублей потеряны в виду того, что у банка екатеринбургского была отозвана лицензия.

– Минуточку, не поняла. Еще раз.

– Средства размещаются на депозите. Это возмездное размещение денежных средств. Это способ зарабатывания дополнительных средств.

– Это ФОМС эти деньги положил на депозит?

– Да.

– Куда именно?

– В екатеринбургский банк. Я сейчас не назову его. Мы продолжаем разбираться с этой ситуацией.

– И что?

– У банка Центробанк отозвал лицензию. Банк прекратил деятельность на сегодняшний день. Восстановится или нет – большой вопрос. А мы просто стоим в реестре кредиторов.

– Сколько исчезло денег?

– Сто миллионов.

– Сто миллионов ФОМС?

– ФОМС.

– Ужас.

– Может быть, есть какие-то шансы, но я за последние годы не видел в практике банковской, так, чтобы была отозвана лицензия, что она в какой-то короткий понятный срок вернулась. Как правило, это все-таки окончание деятельности банка.

– Обязательно неизвестно куда и в Екатеринбурге? У нас банков нет? Что случилось?

– В этом смысле вопросов, на самом деле, еще больше. Зачем было разбивать лоты по 100 млн рублей? Насколько я помню, я могу ошибиться, это то, что пока у нас данные есть. Они сейчас проверяются. Но сумма, условно, в 600 млн рублей была разбита на шесть лотов и разыграно было шесть банков. Мне кажется, что если бы сумма не делилась, она была бы интересна ВТБ, предположим, тому же Сбербанку, Внешторгбанку, банку «Открытие». Это лидеры финансового рынка. Здесь бы мы имели меньшую маржинальность, потому что под 16% Сбербанк никогда не возьмет, зато, безусловно, здесь 100% гарантии. Вопросов на самом деле больше. Там вопросы к тарификации, вопросы кадровой политики, потому что за прошлый год из пермского отделения ФОМСа уволилось 39 человек.

– Нормально.

– 39 человек – это те люди, которые достаточно давно там работали, прошли через все перипетии, когда у нас менялись правила работы ПО ФОМСа. Кстати, вот тут я не соглашусь, что там всегда было плохо, нет. Я помню период начала 90-х годов. Я тогда работал у Юрия Ивановича Павлецова замом в пятой медсанчасти по административно-хозяйственной части. Я помню, как менялась ситуация с начала 90-х, когда я, будучи еще мальчишкой, мотался по всему городу, искал марлю, чтобы в родильном отделении затыкать окна, когда все дуло. Я уже не говорю о лекарствах. В последующем ПО ФОМС все-таки привел это дело в порядок (где-то 2000-е годы).

– Это не они. Это просто люди появились, зарплаты, деньги у государства возникли.

– Согласен.

– Работодатели начали платить.

– Я говорю в данном случае не о ПО ФОМСе, а о ситуации. Она исправилась.

– Конечно.

– На сегодняшний день это ведение одноканального финансирования, непонятные тарифы. Но здесь должны разбираться профессионалы. Мы видим негативную реакцию этой деятельности, но давать оценку в данном счете Контрольно-счетной палате Пермского края. Наша задача в том, чтобы высветить эти безобразия. Но могу сказать, что недавно состоялось совещание. Есть такое письмо от 03 февраля 2016 года, где у нас новые нормативы финансирования поликлинической части и части скорой помощи.

– И что?

– Я могу сказать, что на 90% там идет уменьшение. Вот тут у меня тоже возникают вопросы. Я, конечно, не медик, но если мы одновременно сокращаем и поликлиническую помощь, и скорую, то что тогда остается? Это дублирующие вещи. Уменьшаем койко-места, условно, если говорить не о поликлиниках – увеличиваем количество скорых. Потому что понимаем, что люди болеют на дому. Все очень просто. Уменьшение идет от 2% до 26%.

– Ужас. Понимаете, что не могу понять. У нас, видимо, нужно делать какой-то специальный словарь, чтобы там определенные слова имели только одно значение. Посмотрите, что получается. То, что вы говорите, это называется оптимизация.

– Это оптимизация с точки зрения финансов. В основном, с точки зрения финансов. С точки зрения оптимизации оказания медицинской помощи качества, количества и доступности это, на мой взгляд, далеко не всегда оптимизация. Могу привести пример немножко, может быть, из другой части. Мы сказали, что когда у нас бюджет сбалансировался, то все остальное начинает разваливаться по какой-то причине. Мы не так давно, вернее, начали прорабатывать вопрос реабилитации инвалидов и реабилитации людей с ограниченными возможностями здоровья вне зависимости от их возраста. Выявили динамику. 2015 год, начало года, 150 млн рублей бюджет на это направление. Это мы говорим только о социальной реабилитации, пока не затрагиваем медицинскую. Конец 2015 – секвестирование до 115 млн рублей, то есть 35 млн рублей уже улетело еще в прошлом году. Этот год – 71 млн рублей. Мы сократили вдвое.

– А в это время в Екатеринбурге банк получил пинка, и у нас 100 млн неизвестно где.

– Я не стану увязывать эти две вещи.

– Значит, у нас, получается, дыры страшные, уменьшение и уменьшение. Вы знаете, что я не могу понять. ФОМС, на самом деле, структура рыночная. Страховая медицина может только в тех условиях, где есть конкуренция лечебных учреждений. Если тут, простите, от одной больницы до больницы по 100 км и у людей просто вообще ничего нет, какой может быть ФОМС? Это просто ненормально. Врачи и главные врачи, несмотря на то, что они выпоротые, униженные, что в отношение них просто омерзительная политика в крае, они говорят, что с ФОМСом невозможно построить нормальную систему здравоохранения. Или ФОМС, или государственная медицина, а вот так и сяк, ну, это опять же должны быть какие-то рыночные условия, какая-то конкуренция. Никакой конкуренции нет, поэтому воровать будут просто так. Даже не вопрос.

– Ирина Владимировна, не могу я выдавать оценочных суждений. Мы работаем исключительно с фактами, поэтому говорить о том, что плохо ФОМС или хорошо... черт его знает. Можно говорить о том, как это работает, хорошо или плохо, разумно или неразумно, какова правильность этой увязки. ПО ФОМС, медицинское учреждение, аптечная сеть, скорая помощь – это ведь один большой организм должен быть. Если здесь глава Минздрава, они как-то должны регулировать эти процессы, чтобы не приходило к тому, что у нас происходит. Я просто закончу эту ситуацию по людям с ОВЗ, в данном случае по детям. Так вот, из 150 млн на прошлый год в этом году только 71.

– Так это в два раза. Это же ужас.

– Это в два раза. С точки зрения финансов опять же мы балансируем бюджет – все здорово. Но я хотел бы спросить этого человека, он вообще понимает, что такое реабилитация? Он вообще понимает, к чему это приводит? Если, предположим, в предыдущие годы ребенку с ОВЗ, которому требуется реабилитация, совершенно нормально было от одного до четырех раз проходить реабилитацию в зависимости от тяжести заболевания и текущего состояния. Это означает, что от одного до четырех раз в год он имел право бесплатно пролечиться в течении 21 дня. Это полноценный месяц – 21 рабочий день. Сегодня у нас не два сертификата выдается в среднем, а выдается только один сертификат. Когда приходят с этим сертификатом в реабилитационный центр, выясняется, что там нет мест. У нас по неврологии центр был на улице Ким. Тут опять начинается казус. Это бывший садик, который был в аренде у Минздрава, который ранее был выкуплен. В результате садик снесли и поставили там жилой дом. Уже новый собственник.

– Я в курсе.

– Замены этому реабилитационному центру по неврологии нет до сегодняшнего дня. Были в прошлом году заявления о том, что, «да, мы подберем детский санаторий под реабилитационный центр, может быть, только под неврологию, может быть, сделаем общий – и неврологию, и все остальные направления». На сегодняшний день этого нет. Просто на человеческое понимание. То, что можно вылечить за 21 день, нельзя вылечить за 10.

– Конечно.

– А это у нас получается вторая часть, у нас еще медицинская реабилитация. Медицинская реабилитация сегодня сократилась с 20 до 10, то есть ровно в половину. Это все равно, что вам прописали курс антибиотиков на 12 дней, а вы пропили шесть и все. Вы деньги потратили, но здоровье не поправили. Где здесь здравый смысл?

– Это все равно, что, допустим, «Варфарин» давать не четыре таблетки в одно и то же время каждый день, а две. Я помру от элементарного тромбоза в течение двух недель. Элементарно.

– Правильно. Здесь мы, конечно, о летальном итоге говорить не будем, но пользы никакой нет от такой реабилитации. Это профанация. Тогда лучше вообще, может быть, не тратить. Крамолу сказал. Не думаю, я так. Нужно сделать так, чтобы дети в первую очередь получали реабилитацию по полной программе как в предыдущие годы. Мы эти вопросы тоже будем поднимать. Это совещание тоже готовится.

– Понимаете, в чем дело, вот вы говорите, что голова всего этого организма – это Минздрав. Вот скажи сейчас по поводу денег ОМЗ госпоже Ковтун, она скажет: «Ребята, мы в другой системе работаем и никакого отношения к ПОФОМСу не имеем». Это параллельная структура, которая не занимается никаким здравоохранением. Это вообще-то бухгалтерия. Там не решаются вопросы лечения. Они занимаются только деньгами. И что у них там я не знаю и знать не хочу, потому что это не моя работа. Делать-то что?

– Честно говоря, не особо знаю. Если говорить про последнее звено… То, что мы говорили до этого, когда сокращается одновременно и амбулаторная помощь как таковая, то есть поликлиническая, и сокращается скорая помощь. Там есть какие-то варианты: дневной стационар, домашний стационар. Мы вчера узнали, что далеко не все главные врачи знают, что существует такое понятие как домашний стационар.

– Это постельный режим дома.

– Конечно. Когда к тебе приходит врач, то есть если заболевание нетяжелое.

– Скажите, пожалуйста, вот эти люди понимают, что стационар не может быть дневным. Это 24 часа.

– Нет, это понятие все-таки существует как домашний, так и дневной стационар. Все зависит от заболевания и от его тяжести. Это есть, это должно быть, иначе у нас будут огромные больницы.

– Стационары – это не только таблетки, не только капельницы, не только процедуры. Это то, что называется у врачей «охранный режим». А если этого «охранного режима» нет, то и лечения не будет. Это же серьезно.

– Ирина Владимировна, вы думаете, что на этом все закончилось? Мы сколько не занимаемся этой темой, все глубже, и глубже, и глубже. Когда мы начинаем говорить о тех же самых лекарствах, о льготниках, то есть не хватает лекарств, не хватает финансирования. Вчера проводили совещание. Вчера проводили совещание, круглый стол. На самом деле, там есть какие-то базовые, корневые вещи, которые нужно менять, если их не поменяем, не получим результат. То, что было озвучено у нас на мероприятии, Дима Жебелев, руководитель общественного совета, четко совершенно сказал: «Ребята, сколько угодно можно этим заниматься, но пока у нас не будет 100% финансирования по льготникам, ничего мы не поменяем». И приводит цифры – 30% от положенного. Другая сторона вопроса, это уже многоуважаемый руководитель краевой больницы четко совершенно сказал абсолютно правильную вещь: «Что такое льготники? Выделяется условная сумма 750 рублей на каждого, но у каждого льготника свой пакет лекарств. У одного он стоит 100 рублей, а у другого стоит 5000–6000 тысяч». Эта система как работать должна изначально? Система обеспечения льготными лекарствами предполагалась – это 100%, что человек получит это лекарство в физическом его выражении. В последующем на общей волне, когда у нас была монетизация льгот... Когда мы говорим о билете в автобус, мы все понимаем, не хочешь ездить – возьми эту льготу. Но когда мы говорим о лекарственных препаратах по льготному обеспечению, к чему это привело? Примерно 75% это именно те льготники, лекарства которых стоят 100–250 рублей. Им выгодно это. Они получили 750, 100 потратили, на 650 в плюсе. Но вторая часть льготников, у которых лекарства стоят по 5000, 4000, ну, значительно сумма превышает...

– То есть эта монетизация ни к чему хорошему не приведет?

– В медицине, в льготном лекарственном обеспечении ничего хорошего в этом нет вообще, потому что мы, получается, самую сложную часть льготников должны обеспечить всего на 25% от того финансирования, которое идет на обеспечение льготными лекарствами. Возможно это? Нет. Это невозможно. Есть вопросы по маршрутизации по аптечной сети. У Минздрава при всем при том видно, что кое-что меняется к лучшему, но, не вдаваясь в какие-то там совсем уж подробности. Была у Минздрава идея прикрепить людей к аптекам, чтобы они не бегали по городу. Аптечные склады знали, куда отправлять это лекарство льготное, где человек может получить, и люди бы знали, куда заходить. Запретила прокуратура. Формально это нарушение прав человека – он волен покупать лекарство там, где он хочет. Редкий, надо сказать, случай, когда у нас чиновники не стали прикрываться этой бумажкой из прокуратуры, и тут же проработали другую идею, которая называется «Любимая аптека», то есть по желанию сам пациент говорит: «Я буду покупать в этой аптеке». Нарушений никаких, ситуация будет исправлена в той или иной степени, но в большинстве, как только это все дело заработает. Редкий случай, почему? Удивительная вещь... Ну не удивительная, все это уже знают, что всякий раз, когда чиновнику указываешь на какие-то недостатки, он либо бумажкой из прокуратуры: «Я не могу делать»,  либо прячет голову в песок. КПД таких действий абсолютно нулевое.

– Ну люди же они.

– Елена Владимировна, а какой в этом смысл? Если голова в песке, у нас возникает вопрос: «Какие полушария у него работают при принятии решений, при выполнении своего функционала?»

– Спасибо огромное! Я вам должна сказать, что вы в ОНФ делаете все-таки сумасшедше полезное дело. Я вам должна сказать, я ведь в этой системе, в журналистике, связанной со здравоохранением, с образованием, с культурой, я все-таки без малого 35 лет, но столько помощи, как от ОНФ, по-моему, СМИ никогда не получало. У нас, ну, дай вам Бог здоровья, мы можем показывать людям, что на самом деле происходит, и что есть какие-то люди, которые очень серьезно этим занимаются. Я считаю, что вы способствуете усилению доверия людей к федеральной власти. Это очень серьезная штука. Последний вопрос, потому что нас сейчас какой-нибудь человек выгонит отсюда. Я с удовольствием получила пресс-релиз вчера по поводу того, что деньги за детские сады ненормальные, действительно, платятся.

– Задан был простой вопрос: покажите нам экономику этого повышения.

– В два раза.

– Если вы сделали все это по-честному, то вы придете и нам покажете: «Ребята, вот это выросло на столько, вот это на столько», – мы смотрим, что, да, это так. Хорошо. Но экономику никто не хочет показывать, возникает вопрос: если сегодня нужно вдвое больше, чем вы кормили детей вчера, если процент инфляции условных 15%, а вам необходимо вдвое увеличить, что поменялось? Продолжаем.

– Поймали все-таки.

– Дело не в том, что поймали. Помните, мы с вами в самом начале говорили, почему это работает эффективно? Потому что мы исходим из двух вещей – из здравого смысла и пользы.

– Да, кроме того, информацию вы получаете ведь от людей.

– Безусловно.

– Потом эти же люди строятся в шеренги и идут, анализируют, проверяют, просчитывают и так далее. Сколько народу экспертов и активистов?

– Честно говоря, уже не считали. Сегодня у нас на прием приходило... Мы вынуждены были ввести. У нас нету формата приемной, но количество людей, приходящих... Мы же не можем сказать: «Извините, у нас нет приемной. Мы с вами разговаривать не будем». Поэтому каждый из сопредседателей, я как руководитель исполкома, руководители рабочих групп выбрали по одному дню, и два часа в день мы этот прием все-таки ведем. Только сегодня было, по-моему, то ли шесть или семь человек, а общее количество постоянно приходящих значительно больше. Их сотни, тем более, что в этот год мы уходим в территорию.

– И активист...

– Нет, мы не формализуем это, но мы определяем те реперные точки по активу, которые будут точками роста.

– Спасибо вам большое. Приходите, как можно чаще, потому что то, что вы говорите, это принципиально важно для абсолютного большинства наших людей.

– Ирина Владимировна, материала столько, что мы можем отсюда не уходить.

– Так, бумажки мне, пожалуйста, быстренько еще что-нибудь напишу по этому поводу.