Верхний баннер
19:19 | ПЯТНИЦА | 29 МАРТА 2024

$ 92.37 € 99.53

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40

19:30, 14 декабря 2016
Автор: Андрей Денисенко

«Мы принимаем абсолютно всех наших соотечественников, которые приезжают к нам из клиник Германии и Израиля, когда у них действительно заканчиваются деньги. Потому что мы понимаем, что у людей состояние очень тяжелое», — Надежда Гаряева, главврач клиники онкологии «Лимфатек»

«Мы принимаем абсолютно всех наших соотечественников, которые приезжают к нам из клиник Германии и Израиля, когда у них действительно заканчиваются деньги. Потому что мы понимаем, что у людей состояние очень тяжелое», — Надежда Гаряева, главврач клиники онкологии «Лимфатек»
«Мы принимаем абсолютно всех наших соотечественников, которые приезжают к нам из клиник Германии и Израиля, когда у них действительно заканчиваются деньги. Потому что мы понимаем, что у людей состояние очень тяжелое», — Надежда Гаряева, главврач клиники онкологии «Лимфатек»
Это программа «Здоровый подход». У микрофона Андрей Денисенко, за звукорежиссерским пультом Александр Назарчук. В гостях у нас сегодня главный врач клиники онкологии «Лимфатек» Надежда Гаряева. Надежда Александровна, здравствуйте!

– Здравствуйте!

Поговорим мы, понятно уже, раз клиника онкологии, об этой самой онкологии. Во-первых, поправьте меня, если я ошибаюсь, диагноз этот все актуальнее и актуальнее. Рост больных раком в Пермском крае и в целом по России не замедляется. У меня есть статистика за 2015 год: только на 3,3% выросла заболеваемость с этим диагнозом. И к 2030 году врачи-онкологи прогнозируют рост заболевших аж на 70%, порядка 25 млн человек по этому печальному прогнозу к 2030 году получат диагноз «рак».

– Да, Андрей. Это абсолютно так.

Первый вопрос, с которого хотелось бы начать, Надежда Александровна. Очень многие, слыша диагноз «рак», ставят знак равно между словом «рак» и «приговором». Между тем онкологи, сталкиваясь с таким утверждением, считают, что это просто хроническое заболевание. Мы же не приравниваем язву желудка со словом «приговор». С ней живут. Понятно, что можно умереть от язвы желудка, если ее не лечить. Точно также и с раком: хроническое заболевание, которое можно либо вылечить, если вовремя взялись за него, либо добиться устойчивой ремиссии. Так ли это?

– Что касается, Андрей, самой постановки вопроса «смертельный ли это диагноз, приговор ли это для человека?», то я глубоко убеждена, что рак – это не смертельный диагноз. Рак – это просто трудный диагноз, где нужно в чем-то больше поразбираться, что-то больше узнать, в что-то больше вникнуть, и, конечно, верить и не опускать руки. Это действительно хронический процесс. И на сегодня даже известна такая терминология как «раковая болезнь», точно также, как вы сказали, «язвенная болезнь желудка».

Давайте с самого начала начнем. Клиника «Лимфатек» что из себя представляет? Как она появилась? И что собственно вами двигало при открытии этой клиники?

– Надо сказать, что история создания клиники насчитывает несколько десятилетий. То есть она не появилась вчера. И у основания создания этой клиники стояли врачи-исследователи, которые еще будучи студентами окунулись в практическую медицину, работая на скорой помощи. Это был конец где-то 70-80-х годов. Потом впоследствии все мы стали преподавателями нашего родного вуза. Наконец начались фундаментальные исследования в области лимфологии, очень серьезной, трудной, непознанной области. Мы поняли, что именно лимфатическая система осуществляет дренажно-токсикационную функцию в отношении абсолютно каждой патологии, и стали это использовать впоследствии в нашей практической деятельности. Наконец, наступили 90-е годы. И нужно было выживать. Нужно было выживать и науке. И именно в эти годы создается научная наша компания «Международный центр клинической лимфологии», которому в будущем году в феврале насчитывается уже 20 лет. И последующий этап – это разработка технологий – лимфатического доступа, что и явилось брендом, то есть названием нашей клиники – «Лимфатек». «Лимфатек» означает технологию лимфатического доступа. И впоследствии эта научная компания стала идеологом развития клиники семейной медицины и клиники онкологии.

То есть эта клиника абсолютно пермская? Она в Перми зародилась и, я так понимаю, не на пустом месте – она основана на достаточно серьезной научной базе.

– Да, абсолютно точно. Это пермская клиника, она зародилась у нас, в нашем городе родном, благодаря именно синтезу фундаментальных исследований и больших клинических исследований. Более того, этому всему насчитывается 33 года. Это очень большая история и благодаря этому мы добились колоссальных практических результатов, эффективности лечения многих общих патологических процессов. И вот мы приступили от простых – лечения ангины, лечения самых запущенных хронических заболеваний, к лечению таких социально значимых заболеваний, как туберкулез. И были защищены докторские диссертации, кандидатские диссертации, и наконец мы приступили к лечению рака. И этому тоже насчитывается определенная история.

Лечением рака уже сколько лет занимается ваша компания?

– В течение двух десятилетий.

А какие основные направления терапии в вашей клинике? Вот именно, если мы про онкологию говорим.

– Под этим брендом – клиники «Лимфатек», у нас объединено два направления. Это клиника семейной медицины, клиника онкологии, и вот сейчас у нас в рамках клиники онкологии уже позиционируется следующая клиника – лечения боли. Потому что мы постоянно сталкиваемся с пациентами, которые имеют хроническую боль. Клиника семейной медицины, которая была самая первая лицензированная, позволила выработать общую идеологию подхода к человеку. Это системный подход и индивидуальный подход, что мы апплицировали и в клинике онкологии, потому что онкопатология не возникает на пустом месте. Онкопатология – это следствие общего неблагополучия организма. И поэтому в клинике онкологии мы относимся к человеку и системно, и индивидуально. Именно с научным подходом. И помогаем человеку вникнуть в причины его состояния, объяснить эти причины. Поэтому, работая с каждым человеком индивидуально, как с партнером, работая долго, столько, сколько требует ситуация по непосредственно его заболеванию, мы добиваемся того, что мы вырабатываем общие цели – побеждать болезнь.

Вы упомянули как раз о неких факторах предрасположенности к онкологии. Означает ли это, что к вам можно обращаться просто с профилактическими целями? Если даже ничего на данный момент человека не беспокоит, просто есть может быть какие-то наследственные факторы? Например, кто-то из родственников когда-то получил такой диагноз или человек просто переживает из-за того, что живем мы все не в самой благоприятной экологической обстановке.

– Да, безусловно, у нас выработаны даже целые программы по профилактике рака. Я убеждена, что каждому человеку сегодня это необходимо понимать, знать, но не прятаться от этой проблемы, которая действительно в мире создается. И не секрет, что сегодня эпидемия рака, и практически нет ни одной семьи, которую бы так или иначе эта ситуация не коснулась – либо близких родственников, либо каких-то друзей, либо самого человека.  Поэтому лучше, конечно, рак предупреждать. Более того, практически всякую ситуацию, что касается злокачественного заболевания, можно предупредить. И, конечно, когда в семье есть какие-то наследственные опухолевые синдромы, этим нужно заниматься как можно раньше и не прятаться от этой ситуации по русскому «авось» и «небось пронесет». 

Да, я как раз хотел этот вопрос и задавать. У нас ведь менталитет, к сожалению, не способствует здоровому образу жизни. Я сейчас говорю даже не о вредных привычках каких-то, а о том, что люди боятся обращаться в клиники. Потому что «я боюсь, что приду на обследование, и у меня обязательно что-нибудь страшное найдут». И лучше я буду сидеть, авось пронесет, ничего не найдут, и авось там все рассосется. Как с этой проблемой вы боретесь?

– Вы знаете, нужно научиться жить по принципу «вооруженный знаниями –вооружен». Нас ведь с детства учили, что знание – это сила. И вот эти знания, которым мы были действительно обучены с детства, нужно было реально реализовывать в своей практической повседневной жизни. И более того, единственное, что рекомендую всем людям, это найти своего врача и своего доктора. Потому что мало кто знает, что доктор с латинского языка означает «учитель», который поможет вскрыть эти причины, поможет увидеть эти проблемы, ну и, конечно, будет помогать разбираться, войдет в сопровождение этого человека. И вот, что касается программ профилактики рака, вы знаете, сейчас есть такое новое, я бы сказала, поколение людей от 30 до 40 лет, которые действительно обеспокоены своим здоровьем. И они к нам подходят, не потому что что-то у них случилось или в их семье случилось, а только потому что они понимают реальную жизнь, что живут в условиях очень жесткого систематического стресса. Все это разрушает иммунитет, и они приходят с целью поддержать ресурс своего организма, поддержать иммунный статус, потому что рак – это всегда иммунодефицит.

Надежда Александровна, на сайте у вас написано, что больше 20 лет вы лечите онкологию по международным стандартам. Что подразумевает этот термин – «международный стандарт»? У нас ведь опять же один из стереотипов – лечить это заболевание в России бессмысленно. Надо ехать куда-нибудь в Израиль, Германию. США. Куда угодно, но только не в России лечиться. Что скажете по этому поводу?

– На самом деле, главным международным стандартом является правильное отношение между врачом и пациентом. И вот это правильное отношение закладывается буквально на первой консультации. Так создана и работает наша клиника. Когда врач помогает пациенту правильно разобраться в диагнозе, не называть его смертельным, не бояться этого диагноза, это все основывается, безусловно, на этом партнерстве между врачом и пациентом, на основе доверия, согласия. Когда вырабатываются общие цели, идти вместе, бороться до конца, вот это и есть самый высший, фактически, международный стандарт. То есть когда мы действительно работаем с человеком, который нуждается. Кстати, в нашей клинике мы никогда не называем человека больным. В нашей клинике это принято – это культивируется и вырабатывается среди всего персонала – именно отношение к человеку как пациенту. Это хорошее английское слово «partition» – человек нуждающийся. Вот это самое первое. То есть именно отношение к человеку. Второе. Именно индивидуальный подбор тех диагностических инструментов обследования, уточнения диагноза, тех принципов лечения, которое безусловно необходимо будет реализовывать в практической жизни между врачом и пациентом. Наконец, это действительно те инструменты, которые несут за собой безопасность обследования, это лучшие лекарственные препараты. Лучшие, я подчеркиваю, потому что все наши сотрудники постоянно присутствуют на форумах международного уровня, нашего всероссийского уровня. Даже в последнее время группа наших разработчиков, наших врачей-исследователей, побывала на 25-ом Всемирном онкологическом конгрессе в Сан-Франциско, где я представляла нашу клинику. Я представляла доклад, основанный как раз на технологии лечения запущенных стадий рака. Это вот небольшое, где мы были на таком высоком международном форуме. В течение последнего времени, в течение осени и начавшейся зимы мы были на 20-ом национальном российском конгрессе. Далее мы были на молекулярной онкологии. Это конференция была только что, в декабре. Наши специалисты были на конференции, посвященной кардиоонкологии. Почему? Потому что пациент, которому поставлен диагноз «рак», это не пациент онкологии. Это пациент на стыке дисциплинарных знаний, и с ним должны работать комплексно. Все специалисты, которые у нас представлены в клинике, они только специалисты-онкологи. Поэтому мы подбираем ту терапию, что соответствуют реальным международным стандартам, причем консилиумно, коллегиально вырабатываем эти протоколы лечения. Если нужно, мы подключаем те самые партнерские связи и взаимоотношения в зарубежных клиниках. И это у нас делается повседневно.

И это прекрасно, потому что одна из проблем отечественной медицины, о которой очень многие эксперты говорят, состоит как раз в оторванности от мирового медицинского сообщества. Мы исторически еще с советских времен привыкли как-то вариться в собственной каше, и многие зарубежные разработки остаются вне фокуса российских медиков, к сожалению. Приятно, что ваша клиника в этом смысле исключение. Но у меня вот в связи с этим зреет еще один вопрос. На бытовом уровне, на обывательском часто приходится слушать такие истории, что в России нет современных лекарств. Ну просто у нас они не сертифицированы. Не имеют российские онкологи права просто использовать самые современные зарубежные разработки. А если используют, то какими-то полуподпольными способами, или просто отправляют людей лечиться за рубеж. Как решается проблема доступности самых современных лекарственных препаратов в вашей клинике?

– Очень хороший вопрос, Андрей. Я уже подчеркнула, что мы реально работаем с международным онкологическим сообществом. Многие наши врачи, практически все, являются членами нашего российского общества клинических онкологов. Но мы также являемся членами европейского общества онкологов, американского общества онкологов, поэтому у нас в доступности весь, скажем, объем информации по всем новым препаратам, но и по тому, что делается в России. Более того, мы тщательно работаем с разработчиками наших отечественных препаратов. Да, существует градация по степени очистки препаратов. Да, мы стараемся приобретать для наших пациентов непосредственно за рубежом. И сами пациенты могут привести такие препараты, это не возбраняется. Но мы следим внимательно за разработкой наших отечественных, потому что сейчас отечественная фарминдустрия все-таки, слава богу, поднимается, и мы заключаем договоры напрямую с производителями и имеем доступ к сертификации. Все это проверено. Поэтому здесь должен быть тот самый баланс. Те, кому позволяют средства, могут покупать препараты именно зарубежных производителей. Тем, кому средства не позволяют, есть смысл покупать препараты и в нашем отечестве. И более того, в нашей клинике есть давно отработанная система фармакологической безопасности еще с клиники семейной медицины, которую мы применяем активно и в жизни наших онкологических пациентов. 

Что такое «фармакологическая безопасность»?

– Фармакологическая безопасность – это способность препаратов, которые подобраны для этих пациентов (для них подбирается очень много препаратов) не работать по принципу антагонизма, не работать по принципу производства в организме большого количества побочных эффектов. Это совместимость препаратов, чтобы они работали по принципу синергии.

Тот самый принцип «не навреди»?

– Да, «Noli nocere». Это самый главный принцип.

Я вижу, что уже идут звонки в прямой эфир. Но давайте, друзья, договоримся, что звонки мы будем принимать в третьей части программы, то есть после 13:30. А пока вы можете все свои вопросы нам задать посредством SMS, Viber, WhatsApp, Telegram. Номер +79638701000. Также есть эфирное ICQ 404582017. Все вопросы Надежде Александровне я обязательно озвучу, и получите вы ответы на них. Важный очень вопрос – это, опять же, один из стереотипов, которые вокруг тяжелого диагноза онкологии формируются, что онкология – это обязательно тяжелая, истощающая, измождающая боль, которая практически лишает человека права на комфортную жизнь с этим диагнозом. И, собственно, в новостях не так давно проходил целый ряд случаев, когда люди самые страшные решения принимали, именно потому что не смогли обеспечить себя адекватным обезболиванием. Скажите, пожалуйста, насколько этот стереотип справедлив? Насколько диагноз «рак» равен болевому синдрому?

Действительно, при диагнозе «рак» людей очень часто сопровождает болевой синдром, особенно на поздних стадиях развития процесса. Но это миф, что невозможно обезболить человека. Это действительно миф, который не имеет под собой никакого научного основания. Более того, я сейчас вспоминаю, как проводила еще в рамках нашей академии конференции по эвтаназии. И удивительно было, что приходили студенты-медики – с первого по последний курс – и врачи, и сами же медицинские работники, выступающие за эвтаназию, ставили первым критерием, на первое место – боль. Что человеку нужно помочь уйти. И вы знаете, всегда в зале у меня сидел человек с запущенной стадией рака, которого мы лечили, вели, и вывели на совершенно другой уровень жизни, и, безусловно, обезболивали. И в конце этот человек говорил: «Деточки, и я раньше так думал и хотел наложить на себя руки. Но вот я пришел и мне помогли». Итак, это большой миф, это большое заблуждение. Как мы подходим к лечению вопроса о болевом синдроме? Первое, то, что назначается в стандартной медицине со стандартными подходами – доводит людей до наркотических препаратов. Мы вообще отказались от наркотических препаратов, это тоже возможно. Здесь нам тоже помогли наши фундаментальные исследования в области нейролимфатических связей. И мы применяем на первом этапе обезболивание, свои собственные технологии, и когда вводим простые нестероидные противовоспалительные препараты, которые широко сегодня известны, но именно благодаря технологии лимфатического доступа в те зоны, куда препарат идет и эффективно обезболивает. Буквально последний случай вспоминаю, когда приехал человек, его транспортировали на носилках совершенно из другого региона. Он получал большие дозы «Трамадола». Жена его привезла в таком состоянии. И безусловно боль не купировалась, а человек был загружен. И через несколько дней этот человек встал, несмотря на то, что у него метастатический процесс был в костях. И он смог от нашей клиники ходить пешком до той квартиры, которую они сняли с женой. Более того, мы освободили его от «Трамадола», и самая большая благодарность, которую он вынес мне: «Спасибо большое, доктор! Я думал, что я буду умирать овощем, а я могу сейчас двигаться и ходить в безболевом режиме». Это наши технологии работают. Наконец, мы меняем сам режим химиотерапии, потому что известно, что химиопрепараты для того и создавались, чтобы уменьшать объем раковой массы, чтобы бороться с метастазами. Химиотерапия действительно вписывается в опухоль, это сама по себе химиотерапия оказывает мощный обезболивающий эффект. Это доказывает. Что она работает в организме. Наконец, третий этап, который мы сегодня активно позиционируем и используем в нашей клинике лечения боли в отношении онкопациентов. Это когда речь идет о постоянной сильной боли. И здесь мы прибегаем опять же к таким технологиям, вводим специальные катетеры, добиваясь субплевральной, субдуральной анестезии простыми анестетиками, которые сегодня есть, анестетики обезболивают человека. Это технология современная. Это все доступно, поэтому человеку не нужно умирать, погибать от боли. Боль истощает человека. Мы ведем мониторинг за каждым человеком, который к нам приходит с тяжелым хроническим болевым синдромом, по самым разнообразным шкалам. И мы даже разработали дневник мониторинга, которые осуществляют сами пациенты. И в нашем плане – это создание целой школы по купированию, то есть по лечению болевого синдрома для ближних родственников, потому что не всегда люди могут проживать в Перми. Они могут быть из других городов.

Раз уж вы затронули вопрос о химиотерапии, может чуть подробнее об этом поговорим? Потому что опять один из мифов – нет никакого смысла в химии, если не умрешь от рака, тебя химия эта же и погубит. Применяются термоядерные совершенно препараты, которые разрушают организм, наносят непоправимый вред, после которых уже не восстанавливаются. Я еще раз подчеркиваю, это один из распространенных мифов.

Безусловно, это типичный миф. Как существует канцерофобия – боязнь рака и боязнь провериться вовремя, когда еще не грянул гром, точно так же существует и химиофобия. Это колоссальный миф, точно так же, что у онкологического пациента невозможно купировать боль, кроме как теми стандартными вещами, от которых бывает очень тяжело. Секрет лечения рака в общем-то не сложен и даже не секрет. Первое, что мы знаем все, это установка точного диагноза, углубление диагноза, и мы в этом работаем очень активно, причем с разными структурами работаем. И если есть такие опухоли, когда мы можем даже изучить мутацию этой опухоли, мы используем свой арсенал. Это опухоли, которые касаются, например, толстой кишки, меланомы, рака яичников, рака легкого. Мы всегда их проверяем на мутацию генов. И второе, самое важное – это поддерживающая терапия, чтобы вывести человека на тот уровень, чтобы химию можно было перенести. Недавно прошла конференция в Москве. Лозунгом был «Нет успешного лечения рака без поддерживающей химиотерапии».

Надежда Александровна, как оценить эффективность химиотерапии и как добиться максимального эффекта от химиотерапии в сегодняшних современных условиях?

– Как я уже начала говорить, эффективность химиотерапии достигается синтезом поддерживающей терапии и химиотерапии. Что принято в нашей клинике конкретно? До начала химиотерапии мы каждого человека, изучая его организм, готовим на уровне поддерживающей терапии к этой химиотерапии, чтобы он ее перенес адекватно. Во время химиотерапии мы усиливаем поддерживающую терапию, чтобы не страдали жизненно важные функции организма человека. И наконец, после окончания курса химиотерапии, поддерживающая терапия продолжается. И вот именно такой подход именно самый правильный. Потому что мало того, что раковая опухоль имеет место быть в организме, еще масса изменений, которые происходят в организме. У таких людей повышается процесс и склонность к тромбообразованию. Поэтому мы упреждаем все эти риски, соответственно, проводим терапию. Чтобы начать химиотерапию, мы очень часто сталкиваемся с тем, что у человека есть раковая астения, анемия и прочие симптомы. Поэтому я рекомендую каждому человеку, который планирует провести химиотерапию, обязательно обратить на этот аспект внимание. Как я уже сказала, на прошедшей в Москве конференции по поддерживающей терапии, лозунгом которой было «Нет успешного лечения рака без поддерживающей химиотерапии». Это полностью совпадает с нашими воззрениями. Поэтому это очень важная часть. И, наконец, выбор самих химиопрепаратов, тщательный выбор протоколов химиотерапии. То есть это набор препаратов, их дозы, адекватные для этого человека. Поэтому здесь снова включается и системный, и индивидуальный подход. И в нашей клинике присутствует постоянный врачебный мониторинг за человеком, который либо готовится к химиотерапии, либо проходит, либо восстанавливается после химиотерапии, идет постоянный диагностический контроль за этим человеком. Сразу же вносится коррекция в лечение человека, если мы что-то видим, что пошло не по тому сценарию, как планировалось заранее. Все это принимается консилиумно, обязательно коллегиально.

Одна из громких историй, которая в Интернете буквально на днях разворачивается вокруг больницы №62 в Москве. Там одна из историй, озвученных в Интернетеу человека заболела дочь. Он обратился в эту самую клинику. Ему расписали протокол лечения, но он поехал все-таки куда-то в Германию, США. Понятно, что каждый стремится дать максимум своему близкому человеку. Но вот он туда приехал, у него посмотрели протокол лечения и сказали: «Дорогой, ну а зачем ты собственно к нам? Мы ничего кроме этих препаратов тебе предложить не сможем». Так все-таки есть ли смысл с диагнозом «онкология» отправляться срочно в Израиль, США, Германию. Действительно ли настолько западная медицина опережает нашу отечественную?

– Андрей, как я уже сказала, мы работаем по международным протоколам. И большинство, безусловно, государственных онкологических клиник, онкологических диспансеров также придерживаются именно протоколов международного сообщества. Я глубоко убеждена, что рак можно лечить в России. И это не только мое мнение. Это мнение всех умных здравомыслящих людей, которые сталкиваются с этими пациентами. И, наконец, сам академик Михаил Давыдов, который является главным онкологом России, недавно слушала его выступление на 20-ом национальном конгрессе, он очень четко сказал: «Если рак лечится, то он лечится в России». И более того, мы постоянно наблюдаем эту историю. Мы тесно сотрудничаем с врачами из клиник Израиля, именно потому что большинство наших соотечественников устремляются в Израиль для решения своих онкологических проблем, и, видимо, с большой надеждой, что только в Израиле они получат это излечение. Но те же самые протоколы, мы знакомы со всеми этими протоколами, мы можем применять и у нас в клинике. И большинство этих протоколов применяются в государственных клиниках, и это действительно так. Но общение у нас с зарубежными клиниками, в частности, Израиля, важно в том плане, что мы постоянно обмениваемся опытом со специалистами. Мы постоянно обмениваемся какими-то новыми знаниями. Благодаря вот этим контактам мы изучаем онкологические службы вот этих двух разных систем, хотя они не очень и различны. Более того, нами разработан дистанционный консилиум нашей клиники. Если человек желает получить помощь в Израиле, чтобы протокол обязательно был прописан в Израиле, ему не нужно туда отправляться. Все что ему нужно – это прибыть в нашу клинику, и благодаря вот этому дистанционному консилиуму мы действительно освободим его от этого лишнего движения, лишних поездок и очень больших затрат. Это реально очень большие затраты. Недавно к нам пришли супруги – больна жена. Они, как муж заявил, оставили в Израиле 12 млн рублей. Молодые ребята. Я спросила: «Почему вы это сделали?» Ответ был прост: «Со страху». И так происходило с каждым, кто к нам приезжает. Мы принимаем абсолютно всех наших соотечественников, которые приезжают к нам из клиник Германии и Израиля, когда у них действительно заканчиваются деньги. Потому что мы понимаем, что у людей состояние очень тяжелое. И мы оказываем здесь помощь. И они это видят прекрасно и сами задают себе вопрос: «Зачем мы поехали туда?». Более того, часто к нам поступают люди из клиник зарубежных стран для того, чтобы провести у нас поддерживающую терапию, потому что бремя лечения химиопрепаратами и поддерживающей терапии просто невыносимо. Деньги рано или поздно заканчиваются. Наконец, к нам часто приезжают люди, когда те подходы, что были выработаны за рубежом, не работают. И, безусловно, мы принимаем таких людей. Но я советую, прежде всего, прежде чем кинуться сломя голову в дальние зарубежные страны, изучить эту ситуацию, вникнуть, и, самое главное, не паниковать. Это все из-за страха делается, Андрей.

Надежда Александровна, давайте перейдем к ответу на вопросы. На сайт их поступило очень много. Давайте примем телефонный звонок. Добрый день! Вы в прямом эфире.

Здравствуйте! Борис, Пермь. Вопрос к госпоже Гаряевой. Ее отношение к методическому письму Минздрава от 2004 года под номером №14/232. Называется «Иммунная реабилитация при инфекционно-воспалительных и соматических заболеваниях с использованием трансфер факторов». Спасибо!

– Уважаемый Борис! Мое отношение следующее: трансфер фактор – это давно известное вещество. Но что касается темы сегодняшнего нашего разговора, профилактических целей использования для повышения иммунных свойств организма как единственной мощной защитной системы от возникновения рака… Но когда у человека уже какая-то суровая ситуация, такая как онкопроцесс, это должно идти лишь в комплексной терапии с основной терапией, о чем мы сегодня говорим. Это безусловно химиотерапия.

Вопросы с сайта: «Говорят, у вас какая-то технология, результаты по которой гораздо выше, чем обычная химиотерапия. У моей жены рак молочной железы третьей стадии. Говорят, что вы можете лечить гораздо эффективней. Что за технология у вас?» И еще один вопрос по этой же теме: «Я прочитал у вас в буклете про какую-то лимфотропную технологию. Чем она лучше? Рак груди. Мне сказали, что нужно сделать операцию. Можно ли что-то сделать в моем случае.

– Да, мы обладаем такой технологией. Я уже сказала, что наша клиника насчитывает многолетний опыт фундаментальных исследований, прежде чем она организовалась. И поэтому эта технология обуславливает адресную доставку химиопрепарата в любой регион, где бы ни была эта опухоль, включая, конечно, молочную железу. Благодаря нашим технологиям мы профилактируем и распространение, и диссеминацию раковых опухолевых клеток, то есть метастазы. И эта технология показала свою эффективность, потому что она запатентована в нашей Российской Федерации, и мы ее успешно применяем для лечения различных локализаций рака.

Еще группа вопросов, которая касается сроков: «Сложно попасть на прием к онкологу», – пишут люди. «Долгие очереди на химиотерапию». Вот человек пишет: «Рак простаты. Назначили химиотерапию только на конец января. Сколько у вас нужно в очереди быть? У меня диагноз и анализы на руках». Также спрашивают, как попасть к онкологу: «Ждал прием на консультацию почти неделю. Когда поставили диагноз, назначили лечение на конец января? Как у вас дела с очередью на обследование и лечение?»

– В нашей клинике нет очередей. Есть запись на прием, на консультативный прием к онкологу. Работает целая группа специалистов-онкологов на первичном консультативном приеме. Поэтому, пожалуйста, обращайтесь в клинику. У нас все телефоны, адреса известны. И вы очень быстро сможете попасть. Если вы сегодня позвоните, вы завтра будете на приеме у нашего врача-онколога.

Надежда Александровна, давайте как раз в финале нашей программы расскажем, каким образом вас можно найти. Есть ли у вас сайт? Какие телефоны? Куда бежать, если есть такая необходимость?

– У нашей клиники есть сайт. Это онко.лимфатек.рф. Телефон регистратуры: 237-19-07. Адрес: улица Александра Матросова, 3. Это отдельное строение, двухэтажное здание, находящееся в тихом центре между улицами Монастырская и Окулова, ориентир – Слуцкая церковь.

Дорогие друзья, я прошу прощения, что не успел озвучить все поступившие вопросы, потому что ограничены мы временем прямого эфира. Но все эти вопросы вы можете задать прямо на сайте клиники «Лимфатек». Я так понимаю, что консультация онлайн там доступна. Специалисты клиники вам обязательно ответят. Либо можете позвонить по телефону, который Надежда Александровна озвучила. А я напомню, что это была программа «Здоровый подход». Провел ее Андрей Денисенко. В гостях у нас была главный врач клиники онкологии «Лимфатек» Надежда Александровна Гаряева. Я надеюсь, что мы в этой студии еще не раз встретимся и успеем обсудить оставшиеся темы. Спасибо большое, Надежда Александровна!

– Спасибо!

_____________________________

Программа вышла в эфир 13 декабря 2016 г.


Обсуждение
8492
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.