«Хочется сделать «Петрушку» сегодняшним. Местом действия станет подсознание Петрушки в форме такого фантасмагирического цирка. Его жители, лысые карлики, постоянно меняют там картины и ситуации. И все это по воле незримого фокусника, который напомнит некоторым Стравинского» - Владимир Варнава

Гостем программы «Красный человечек» 28 февраля стал хореограф Владимир Варнава. Один из лучших российских современных танцоров, самый молодой в истории "Золотой маски" обладатель премии, ставит балет «Петрушка» в Пермском театре оперы и балета. Премьера будет представлена на 11-ом Дягилевском фестивале. В программе говорили про Майкла Джексона, уровень современных российских танцоров в сравнении с европейским, гений Стравинского и то, как рождается балет. 

Добрый день, уважаемые слушатели «Эхо Пермиа», в эфире программа «Красный человечек» меня зовут Анна Букатова, гость студии сегодня Владимир Варнава, хореограф и танцор из Санкт-Петербурга. Здравствуйте,Владимир.

Владимир: Здравствуйте

Я сейчас скажу пару вводных, чтобы было понятно, что это за хореограф. Но для начала повод встречи - Владимир ставит Петрушку в Пермском театре оперы и балета, которая является одной из трех запланированных премьер 11 Дягилевского фестиваля, также, в компании у Владимира Вячеслав Самодуров ставит балет «Поцелуй феи» и Алексей Мирошниченко с балетом «Жар-птица». Теперь, не пара вводных будет, но все таки, чтобы все наши слушатели понимали, кто здесь у нас в гостях. Владимир, вам 27 или 28 лет?

Владимир: Мне, на данный момент, 27 лет

Друзья, послушайте. 27 лет, практически наш с вами земляк, потому что родился Владимир в Кургане, обучался в центре одаренных детей в Ханты-Манскийске в филиале Московского государственного университета культуры и искусства – это был 2007 год. В 2008 году был приглашен в труппу театра республики Карелия, в качестве хореографа дебютировал там же в 2011. С 2012 ставит для театра Санкт-Петербурга, в том числе для Мариинского театра. Проходил стажировку во Франции. На сегодня автор и участник проектов – перфоменсов в России и за рубежом. В 2010 Владимир стал лауреатом национальной театральной премии золотая маска, в номинации лучшая мужская роль, за исполнение партии Меркуцио в балете «Ромео и Джульетта». И тем самым, Владимир стал самым молодым в истории обладателем этой награды. Вторую маску Владимир получает в 2014 году за роль в собственном балете «Пассажир». Владимир, вы так молоды, как все это возможно? Расскажите, пожалуйста, в чем секрет?

Владимир: Просто, рано начал, если честно. На самом деле, я не думаю, что я слишком молод, потому что, в принципе, все люди, с которыми я работаю, они плюс минус мои ровесники. Либо, я начал ставить в 22 года.

Нам кажется, что молод. Но, видимо тенденция столиц говорит о другом?

Владимир: Нет, я не думаю. Просто, мне кажется, что я не редко слышал «Во сколько вы начали ставить?», «В 22», «А я в 21 уже дирижировал для Ульяны Вячеславовны Лопаткиной». Примерно так. Поэтому, мне кажется, что это нормально. Все идет своим чередом.

Правда, что все началось с Майкла Джексона?

Владимир: Да

Можно немножко истории?

Владимир: Папа принес, мне было 5 лет. Папа принес домой ВХС с Джексоном и все. Меня как-то очень зацепило, с течением обстоятельств опять повезло. В городе был танцевальный коллектив, который исповедовал эту же танцевальную религию, и я туда с удовольствием вскочил и все.

Теперь про петрушку, про нашу. Расскажите, кто вас пригласил? Как это стало возможно, что вы ставите у нас в театре?

Владимир: Пригласил меня Алексей Григорьевич Мирошниченко, мы не сказать, что давно, несколько раз пытались найти общие точки соприкосновения, но этого как-то не случалось, исключительно по графикам. А потом, у меня в театре Станиславского отменился большой проект «Золушка», и у меня образовалась очень большая брешь в расписании. Я позвонил Алексею Григорьевичу и сказал, что я с удовольствием, если еще есть такая возможность, осуществлю какой-нибудь проект.

То есть, переговоры шли недолго?

Владимир: Да. Мы как-то очень быстро сладили и даты, и название выбрали, потому что тоже был момент, мы определялись, что это будет. Например, театр, Алексей Григорьевич предложил поставить «Шахерезаду», но я пока не чувствую, что это во мне отзывается, на сегодняшний день. Я подумал по поводу других наименований, и там была «Петрушка». Мне еще предложили Перченеллу, но Перченелла – это был мой самый первый опыт, самый первый спектакль, и, мне кажется, я еще от него не отошел. Шрамы еще свежи, поэтому «Петрушка».

Про Дягилевский фестиваль, нам в Перми интересно спрашивать у столичных постановщиков. Много ли вы о нем слушали до того, как стали его частью? Всегда интересно узнавать.

Владимир: Я живу в Питере, и там постоянные гастроли с Дягилевским фестивалем, поэтому я его постоянный гость. А сейчас, в этом году, участник.

Поэтому, много слышал, даже много видел на этом фестивале. Много и слышал музыки, и видел танцев.

Каково быть, оказаться в компании Вячеслава Самодурова, Алексея Мирошниченко?

Владимир: Очень приятно, и главное, что мы, действительно, все очень разные. Я сам люблю такие вечера, когда есть три разных хореографа и они объединены какой-то темой. Они все бывшие ученики Джона Майера, например. Или все когда танцевали в Нидерландском театре танцев. Все, что угодно. Что есть какой-то звено, которое их объединяет, в нашем случае – это русские хореографы.

Петрушка – один из самых ярких балетов, и когда слышишь эту музыку, сразу в голове шуты, русские гуляния, масленица. Но, с ваши стилем танца это все странно вяжется, поэтому расскажите, это точно будет петрушка? Не похожее ни на что существующие до этого, по крайней мере, под названием «Петрушка». Расскажите, что это будет?

Владимир: Я надеюсь. У нас есть некая связь с оригинальным спектаклем, с Островским, с Бенуа, Фокином, и это в любом случае, мой какой-то диалог с художниками прошлого. Наш диалог. Наша постановочная команда, у нас уже известная в Перми Галя Солодовникова, она отвечает за визуальное решение эскизов, костюмов и декораций. Она в прошлом году ставила сказки Гофмана, и какое-то невероятное количество проектов, о которых, я, честно сказать, не помню.

Сказки Гофмана уже о чем-то говорит нам

Владимир: И Костя Свиридов – это драматург, тоже мой соавтор, мы с ним обсуждаем многие идеи. И со своей постановочной командой у нас диалог с авторами оригинального спектакля, но в то же время, хочется сделать Петрушку актуальной сегодня. За ситуации мы определили место действий – это подсознание петрушки, которое имеет форму самоигрического цирка. Там неизбежные жители его подсознания – это лысые карлики, которые делают всевозможные перестановки в его голове: меняют картины, меняют ситуации. Все это происходит по воле незримого фокусника, который, может быть, кому-нибудь напомнит Игоря Федоровича Стрелецкого, а может быть нет. Как в любом цирке, там есть своя ось представления – это такой силач, качок рестлер, небывалый парень, и есть балерина, мы бы ее назвали дивой, это мечта петрушки, к которой он стремится. И на его пути возникает конкурент, это как раз этот силач. То есть, есть то, чего он хочет достигнуть, его мечты, счастье, что он, наконец, перестанет быть одиноким. И главное, наверное, для меня, такой интересный момент, то, что Петрушка вынужден умирать и рождаться на сцене Пермского оперного театра каждый день, на глазах у переполненного зала. Некий день сурка, некий цикл, в который петрушка попадает и это с ним происходит вновь и вновь, но по требу толпу. Такие краткие тезисы о спектакле.

Мне после этого очень хочется спросить, Владимир, вы согласны, что современный театр, его главное призвание – это удивлять и шокировать?

Владимир: Не знаю. Я считаю, что зритель очень часто приходит в театр расслабляться, отдыхать, в этом ничего такого нет плохо.

На это Петрушки его не расслабиться, мне кажется, уже по описаниям.

Владимир: Я не знаю. Я хочу сказать, что мне везло, и меня никто не просил сделать спектакль, чтобы зритель расслабился или отдохнул. Вообще, на сегодняшний день, я счастливый автор, пока что, потому что меня никто ни к чему не призывает.

Полная свобода действий.

Владимир: Конечно. Я очень часто слышу: «Делайте все, что вам хочется»

Здесь также было?

Владимир: Да. По крайне мере, мне никто ничего не сказал другого

Мы сейчас прервемся буквально на пару минут, на короткую рекламу.

Владимир: Хорошо, спасибо

Возвращаемся в студию «Эхо Перми», меня зовут Анна Букатова в эфире программа «Красный человечек», гость студии сегодня Владимир Варнава, хореограф и танцор, который ставит петрушку, новый балет, который будет премьерным балетом на 11 Дягилевском фестивале. Как-то мы за эфиром пошутили про петрушку, в смысле, специю. Владимир, действительно была идея использовать это в балете?

Владимир: Была. Как и к любому произведению, ты пытаешься найти подход с другой стороны. И достаточно долго я думал, кто же все-таки этот Петрушка, в конце концов. Может быть, Нежинский во всей этой истории, может быть трава. Сначала мне пришла в голову мега гениальная идея, что это все про Нежинского, кукловод Дягилев, это был самый первый импульс. Потом начал читать, смотреть, слушать и понял, что вся эта мысль гениальная, она родилась в голове у тысячи людей до меня. Его постоянно сравнивают, что получился такой автобиографический балет. И я подумал, что нет, так делать не нужно. Долго решал, пытался понять, кто же такой этот петрушка, может быть директор театра Пермского, может быть петрушка – дирижер в яме, может быть я петрушка. А стоит ли мне тогда выходить на сцену? Участвовать вербально? Может оставить как концепт, как идею. Честно говоря, множество мыслей, в том числе, что, может быть, ребята, нам реально как-то все застелить петрушкой и в этом будет странный картофельный юмор. Но в итоге нет.

Не приняли?

Владимир: Как бы, появляется много идей, необходимо их совместить, как пазл собрать, поэтому, некоторые детали великолепные и прекрасные, но не подходят в общую картину.

В общем, идея чисто русского персонажа, ее совсем не будет?

Владимир: Мне кажется, что это в любом случае не русская кукла, понятно, что она стала русской, но ее корни из Италии из Франции позли к нам, поэтому говорить, что он русский, я бы все-таки говорил про архетип. Про куклу в руках кукловода, потому что, я не помню в каком веке, я не хочу врать, потому что меня кукольники убьют, как раз кукольников сжигали. Святая инквизиция назвали их колдунами, за то, что они заставляли кукол обретать душу, заставляли их ругаться, драться между собой, боялись. Поэтому, как архетип, как кукла, не имеющая свободу воли – это интересно. Интересна кукла, опять же, говорила про куклу, имеем в виду человека, вывернутого наизнанку, у меня такой хештег. Потому что, я разбирал оригинальный спектакль, он гениальный, он вообще восхитительный, замечательный, я его очень люблю, который был поставлен в 11 году прошлого века, и там есть такие очень грамотные вещи. Например, то, что Петрушка все время завернутый арапам, он наоборот такой вывернутый, широкий человек. У него уверенные позиции, вторая широкая, плие, и все это, как знаки, помещенные в хореографию. И зритель, даже если не понимает этих знаков, он их чувствует, ощущает, он их считывает. Это не просто навал хореографии, ну я так чувствую, абстрактно. Это очень правильные вещи, в которых был разбор, и с оригинальной версией Петрушкой у нас, я тоже пытался найти к нему ключ, это кукла вывернутая наизнанку. Но, опять же, отличие, определений. Если арап – он вывернут внешне, то Петрушка, я имею в виду, все нервы его оголены, все органы оголены, и любое касание к нему, даже самым легким перышком, вызывает нереальную боль. В этом его проблема, что он чувствует тонко.

Кто будет играть? Исполнять?

Владимир: Будут играть артисты театра оперы и балета.

Я слышала, что вы на свадьбу организовывали кастинг по всей Перми, здесь все-таки артисты оперы и театра?

Владимир: Да, это было одно из предложений, что нужен балет для труппы. То есть, ты каждый раз не знаешь, потому что у меня есть несколько направлений в моей работе. Я работаю с драматическими артистами, с артистами современного танца, с балетными артистами. И мне тяжело все это делить, что вот этот балет исключительно для артистов балета, а это для современных танцовщиков.

Но это же все разные истории. Одно дело, драматический балетник, другое дело балетник современного танца. Соглашаются на ваши эксперименты наши артисты?

Владимир: Ну а что делать

Ладно, по-другому спрошу, легко?

Владимир: Конечно, нелегко, они соглашаются, но не все получается сразу же, потому что, как вы заметили, это две разные системы координат, два разных образования, в первую очередь. Но, это как у нас, в нашей любимой стране. У нас нет профессии – артист современного танца. Я занимаюсь тем, чего нет, честно сказать. То есть, есть артист балета, а артист современного танца – такого не существует понятия.

Я хотела вас об этом спросить, что существует мнения, что таких профессионалов очень мало.

Владимир: Они есть, но это все самообразования. То есть, какие- то путевки, поездки, стажировки заграницей. Но, у нас, к сожалению, конкретно такого образования не дают. Поэтому, единственный вариант, это нарабатывать опыт. У ребят в балетном театре, если у них разные хореографы, хорошее руководство, то у них есть возможность самообразовываться, что происходит в Пермском оперном театре. Балеты Форсайт, Дортмунд, они дают возможность ребятам нарабатывать другой опыт. Не только резиденты хореографы.

Чем вы у нас вдохновляетесь? Я видела вас на генеральной репетиции Травиаты. Расскажите. Что помогает?

Владимир: Я Пермь видел немножко, потому что все время в театре, сжатые сроки, нужно за короткое время поставить балет, уехать, а потом вернуться. Чтобы его восстановить, предвыпуск, так скажем. Чем я вдохновлюсь? Я спел здесь немного погулять, меня ребята, балетные артисты, пару раз куда-то сводили.

Куда, расскажите?

Владимир: В основном, это были кафе, набережная, такой стиль. Сам я мало погулял, я все планирую попасть, познакомится с вашим знаменитым зверским стилем. Мы шутим и называем его зверский Пермский стиль, планирую сходить туда. Сходил на Травиаты, посмотрел Травиаты. Все это порадовала, очень классная Травиата в театре, мне нравится.

Прервемся на федеральные новости и потом вернемся в студию эхо. Возвращаемся в студию «Эхо Перми», в эфире программа «Красный человечек», меня зовут Анна Букатова, гость студии Владимир Варнава, хореограф и постановщик балета петрушка, который мы увидим на Дягилевском фестивале. Владимир, вы долго работали в хореографической партитуре? Долго ли работали, потому что вы все-таки в Перми ограниченное количество времени были?

Владимир: Я ее составляю на месте, потому что для меня главное придумать концепцию спектакля, его историю, как она будет развиваться. Структуру, из чего спектакль состоит. Но, всю хореографию я стараюсь создавать непосредственно в классе. Чтобы не делать двойную работу, потому что то, что ты делаешь на кухне, это, как правило, потом, очень редко работает. То есть, это должны быть твои люди, с которыми ты уже сделал 4 проекта, 4 года.

То есть, надо видеть артистов и под них, вместе с ними все создавать?

Владимир: Вместе с ними, да, но артисты тоже должны быть чуть более инициативными. То есть, ты говоришь А, а они предлагают Б, уже после этого, и вы вот так вот, по кусочкам, ее собираете, эту партитуру. Но, это происходит, честно сказать, не всегда, поэтому, со мной здесь всегда моя танцовщика, мой ассистент, друг, Полина Петрешная. Я ее с собой пригласил. Просто каждый день репетиции, и это совершенно новый день, и сегодня все в ударе, вы все друг друга чувствуете, у вас пошло движение. А бывает, что не удается зацепиться с артистами, и тогда я всегда Полину прошу: «Полин, а вот встань так, теперь прыгни как-нибудь, вот, отлично. А теперь мы вот так продолжаем». И важно, потому что она меня понимает, чувствует, и давно мы с ней работаем в этом плане.

Хочется попросить вас оценить уровень наших артистов, как вам работается? В связи этих разговоров, что и школы у нас, в нашей стране нет. Как наши?

Владимир: У нас есть балетная прекрасная школа, балетное образование одно из лучших. Я ни в коем случае не жалуюсь, а просто хочу сказать, что это тоже определенный момент преодоления, нужно найти подход к труппе. Во-первых, к любой труппе нужно найти подход, ключик. А во-вторых, мне важно не потерять то, что есть у меня, какой-то язык, какие-то идеи, в связи с этим языком, который я вырабатываю. Они не должны подчиниться балетному театру. Но, в то же время, если я буду прожимать только свое, то это будет выглядеть, как минимум, нелепо. Поэтому, надо найти вот этот мосточек, на котором могли бы все вместе уместиться. Чтобы это была моя работа, но артисты выглядели в ней уверенно, органично. Это самое сложное. Поэтому, все в порядке, артисты очень классные, им нравятся, я думаю, надеюсь. По крайне мере, никаких жалоб не было, все работают с энтузиазмом, с удовольствием, готовы месить, лепить вместе. Это самое главное. Ты можешь чего-то не знать, но если у тебя есть желание, страсть к тому, что ты делаешь. То все достижимо в любые сроки, абсолютно.

Гостем нашей программы, не так давно, до вас, был Антон Адасинский, который в театре тоже постановщик, но оперы свадьба. И когда он рассказывал об артистах, с которым он работал, он сказал, что не важно, не так важна, техника и пластика, ему важно, чтобы что-то необычное было в глазах, какая-то энергия. Что для вас главное в артисте?

Владимир: Мы с Антоном в смежных сферах, разные направления в искусстве, и в балетном театре, в театре танцевальном важна техника, наполнение – это все классно, я могу держать образ на сцене, энергия, но все-таки техника важна, потому что я могу свой образ сделать ярче, свою роль сделать ярче. Соответственно, весь спектакль может быть ярче. Я сам не люблю, когда в артисте нет ничего, кроме техники. Это бред, когда он может только махать ногами и красиво поднимать руки. Конечно, должно быть наполнение, он должен читать много книг.

Артист балета?

Владимир: Безусловно, наполненность определенная, готовность к импровизации. Понимание. Я ищу артиста-художника. Для меня очень важна техническая составляющая тоже. Я работал с драматическими актерами, у которых техники вообще нет, у них есть что-то в глазах, они прокачивают. Часто

Это выглядит восхитительно, но я же в другом жанре и меня интересует рассказывать историю, доносить идею, но через тело. Мой инструмент – это тело, в первую очередь, и тело должно быть готово, чтобы выдавать разные краски. Давать хрупкость, огонь, фактуру воды. Тело должно уметь переключаться, но для меня это важно. Но и к тому, что у этого тела есть хорошие, вычертанные линии, такому артисту цены нет

Мало таких?

Владимир: Я встречаю крайне редко, здесь у нас

Хочется еще вспомнить еще одну нашу балетную постановку, недавно была премьера «Золушки», и в ней сочеталось современное и классическое понимание. По крайне мере, приемы были использованы. И не все зрители этого поняли, звучал мнение, что классику не надо осовременивать, ее надо только сохранять, и ничего с ней не делать. Что бы вы ответили на это.

Владимир: Я не отношусь к балету Золушка как к классике, вот в чем штука. Я и к балету Петрушка как к классике не отношусь, я считаю, что это абсолютно современные вещи, которые в разные периоды времени по-разному звучат. Для меня классика – это Лебединое озеро, хотя и к нему можно это правило применить. Но, я не считаю, что балет Золушка устоялся во времени. Есть первооснова – это понятно. Но то, что есть классическая версия этого балета и она суперузнаваемая, как Лебединое озеро или Жизель, такого нет. А что касается вообще мнения, есть люди, которые всегда занимаются современным искусством, и есть те, которые любят классические произведения. Есть яркий пример, когда человек с богатым современным беграундом приходит в классический театр, и все начинает рушиться. Потому что он все начинает это рушить, естественно. Он говорит, что нет, мы сейчас все это снимаем и делаем минималистические спектакли, минимум света. Ситуация понятна, что приходит человек совершенно с другим ощущением, и приходит в академический театр. Я не знаю, как эту ситуацию решать, но не уверен, что у меня бы это получилось бы сделать талантливо. Потому что я считаю, что классические спектакли необходимы. Да, это музей, но мы же не говорим, что Фаберже уже какие-то устаревшие, давайте краски нальем или можно свеклы об яйца потереть. Мы этого не делаем, потому что это должно остаться для потомков. Это надо смотреть, это надо изучать, но создавать вещи актуальные сегодня. Идеально, когда у тебя получается совмещать это. Либо, тогда нужно открывать другие театры. У нас проблема в стране, потому что нет именно современных компаний. Какой-то производится процесс для балетных театров, но современных компаний, которые занимались бы только экспериментами, только поиском, в балетном театре все равно есть расчет на то, что это должно быть успешно. Поэтому, какая-то доля аккуратности, она в любом случае происходит. Ну, это такая данность.

Хочется спросить вас как хореографа. Отличается ли работа, подходы к работе с современной музыкой и с классической?

Владимир: Да, наверно. Если современный композитор, у меня есть несколько друзей современных композиторов. Они пишут. Отличается только тем, что это живой человек. Я могу позвонить и сказать «Александр, мне очень нравится, что вы написали» или какую-то другую рецензию сделать. «А можешь ты мне здесь дать какое-то другое настроение? Давай в сторону Моцарта пойдем». Вот такие могут быть диалоги.

Так оно и происходит?

Владимир: Со всеми по-разному. Есть принципиальный композитор, но, я с ними, честно говоря, не работаю. А есть ребята, которые в диалоге могут существовать. Тоже разные. Иногда бывает, что я влияю на музыку, могу ее сдвинуть с оси и это хорошо. А иногда я могу дезориентировать автора, и это нехорошо. Поэтому, тонкий баланс нужно находить. А с классической музыкой, я не понимаю, Стравинский считается классической музыкой или нет?

Я думаю, что большинство у радиоприемниках говорит «Конечно же, да».

Владимир: У меня полное ощущение, что это музыка актуальная сегодня, музыка, которая отзывается во мне сегодняшнем. Мне она кажется современной. Понятно, что она была написано больше, чем 100 лет назад, та музыка, над которой работаю конкретно я сейчас. Но я предпочитаю об этом не думать, что она классическая.

Судя по времени последний вопрос остается. В Перми вы работаете с Стравинским. И если я не ошибаюсь, ваша первая полнометражная работа была тоже на музыку Стравинского – это был балет Пурчинела. Вы не находите это совпадение интересным?

Владимир: Нахожу, это мой любимый композитор, честно сказать. И поэтому я с удовольствием к нему обращаюсь, и когда-нибудь поставлю совершенно переосмысленный, в другом ключе, балет Пурчинела. Просто сейчас это был такой стресс в моей жизни, никогда больше подобного не было, то это было боевое крещение. Поэтому, когда сейчас меня периодически спрашивают: «У вас же есть готовый балет, так давайте, поставьте», нет, отвечают я. Должно пройти время, было сложно, и есть планы на весну священную. Через какое-то время, это должно сначала созреть внутри. Я очень люблю Стравинского, он замечательный, восхитительный. И главное, что я действительно вижу какую-то возможность понимать его в сегодняшнем контексте и как-то работать с ним в сегодняшнем контексте. То есть, не вся музыка имеет такое свойство, лично для меня. Стравинский легко перекладывается на сегодняшние ситуации.

Друзья, это был Владимир Варнава. Спасибо, что пришли к нам.

Владимир: Спасибо.