Почему Астафьев "недостаточно прочитан"? Может ли Астафьев стать пермским брендом?

Добрый вечер, дамы и господа. Мы продолжаем цикл программ, посвященных Всероссийским гражданским «Астафьевским чтениям», которые пройдут традиционно в нашем городе, а точнее, во всем нашем Пермском крае. Начнутся они 23 ноября и продлятся до 5 декабря. Первую часть нашей программы традиционно посвящаем творчеству памяти Виктора Петровича Астафьева. И сегодня гость нашей студии кандидат филологических наук, доцент Пермского гуманитарно-педагогического университета, исследователь художественной прозы, творческой судьбы великого русского писателя Виктора Астафьева в течение уже более чем 30 лет, Владимир Анатольевич Зубков. Добрый вечер.

Владимир Зубков: Добрый вечер.

В прошлом году было 10 лет со дня ухода Виктора Петровича Астафьева, и именно в прошлом году в рамках «Астафьевских чтений» был издан сборник, который так и называется «Наедине с Астафьевым». Это сборник вашего авторства. Если бы сегодня случилось вам издать этот сборник, чем бы вы его дополнили, изменили?

Владимир Зубков: Это не сборник, это не монография, это не традиционный очерк творческого пути великого писателя.

Не методичка для педагогов.

Владимир Зубков: Ни в коем случае, разумеется. Это книжка, которая выросла из многолетних моих чтений, прочтений, увлечений, исследований Виктора Петровича. И состоит она из нескольких глав. Причем, каждая глава писалась независимо от другой. Каждая глава имеет свой источник происхождения, свой толчок, свой повод для происхождения. Они совершенно разные, эти поводы. А связывает их только одно: во-первых, личность самого Астафьева, его творчество. Во-вторых, мой интерес к этому явлению. Это мое стремление увидеть, открыть, исследовать то, что еще, на мой взгляд, никем не сказано, о той или иной грани его творчества. И, в-третьих, мое стремление, отдать этой книжкой память, глубочайшее уважение, которое испытываю к этому человеку.

Скажите, а когда произошло ваше знакомство с творчеством Астафьева, когда произошла эта влюбленность, в этот момент, что, кроме произведений, вам вдруг захотелось узнать об этом человеке?

Владимир Зубков: Первая статья, которую я напечатал в одном из наших сборников (она не вошла сюда, как глава, это такая полудетская статья), это была статья о «Далекой и близкой сказке», о первой главе «Последнего поклона», которая любимой для меня является и сегодня.

Кстати, позволю себе дополнить, прозвучит сегодня в рамках этой программы, в том числе, отрывок из «Далекой и близкой сказки».

Владимир Зубков: Я очень рад. Вот исследования того, что происходит с человеком, впервые столкнувшимся с искусством, впервые столкнувшимся с понятием Родины, с судьбой человеческой, и пожалевший эту судьбу - исследования этого всего я и предпринял в этой статье. А личный толчок, первый мой контакт, если можно так выразиться – общение с Виктором Петровичем, которое произошло осенью 62- года, когда я еще ни сном, ни духом не думал, что буду заниматься его творчеством. Вот оно произвело на меня колоссальное впечатление. И потом уже, когда я стал исследователем Астафьева, оно влияло на мое восприятие его книг.

А что это было за произведение?

Владимир Зубков: Я прочитаю сейчас маленький отрывочек из рассказа «Ясным ли днем». Виктор Александрович Шмыров, который выступал неделю назад о Викторе Петровиче…

Тоже вспоминал.

Владимир Зубков: Он не только вспоминал. Он назвал этот рассказ самым любимым произведением Астафьева. Так вот, когда я читал этот рассказ – а читал я его пристально потому, что по заказу Пермского книжного издательства в 84-м году составлял сборник рассказов о войне – я решил этот рассказ туда включить. А для того, чтоб сделать распечатки уже по готовому и где-то напечатанному тексту, я стал, естественно, смотреть несколько редакций этого рассказа. И с удивлением обнаружил, что в одних изданиях есть центральная сцена, страшная сцена, как человек вешает человека. И впервые солдат видит это, как вешают человека. А в других изданиях этого нет. И пользуясь нашим знакомством 20-летней давности, я написал Виктору Петровичу письмо, уже в Красноярск написал: какое издание он считает окончательным, какое он предлагает взять для сборника, с этим эпизодом, или без этого эпизода? Он мне ответил, это письмо передо мной. Я его очень ценю.

Это письмо напечатано сегодня в замечательной книге «Нет мне ответа». Это толстенный том писем Астафьева к сотням людей. Там и письмо ко мне тоже есть, я счастлив этим. Так вот в этом рассказе, мое впечатление от общения с Виктором Петровичем совместилось с текстом этого рассказа, где идет речь о главном герое Сергее Митрофановиче, старом солдате, о том, как он поет эту песню. И вдруг я понял, что бессознательно, очевидно, Астафьев вложил в портрет своего героя себя самого, потому что это ему близко и дорого.

Я позволю себе прочитать. «В голосе его, без пьяной мужицкой дикости, но и без лощености, угадывался весь характер, вся душа — приветная и уступчивая. Он давал рассмотреть всего себя оттого, что не было в нем хлама, темени, потайных закоулков. Полуприщуренный взгляд его, смягченный временем, усталостью и тем пониманием жизни, которое является людям, познавшим ожесточение и смерть, пробуждал в людях светлую печаль, снимал с сердца горькую накипь житейских будней. Слушая его, человек переставал быть одиноким, ощущал потребность в братстве, хотел, чтоб его любили, и он бы любил кого-то». И вот этот образ этого человека, впечатление от которого я испытал тогда, много лет назад, оно и стояло передо мной, когда я занимался уже его прозой, как исследователь.

Не испытываете ли вы сегодня не то, чтобы неловкость, но какую-то обиду от того, что недостаточно широко известно творчество Виктора Петровича? Может, я не права, может быть, вам кажется, что хорошо его знают, достойно. Не только мы с вами, не только люди, которые преподают, не только люди, которым близка русская литература...

Владимир Зубков: Вы совершенно правы. Я глубоко опечален тем, что Виктор Астафьев, несомненно, величайший русский писатель второй половины 20-го века, недостаточно прочитан. И не только недостаточно прочитан рядовыми читателями, но недостаточно, на мой взгляд, исследуется в Перми, в городе, в крае, где он прожил 24 года.

А в чем причина вот этого несправедливого отношения? Может быть, педагоги в школах недостаточно понимают уровень этого писателя и как словесника, в том числе?

Владимир Зубков: У нас в университете всего три человека занимаются творчеством Астафьева. Кроме меня это Юлия Германовна Гладких, лингвист, это профессор Иван Алексеевич Поляков, лингвист, и вот я, литературовед. Увы, в городе, где этот великий человек прожил и начал свой творческий путь, как писатель, больше практически никто не занимается его творчество профессионально из литературоведов.

Почему я считаю, что самому простому человеку, не только профессору, но и самому обычному читателю, необходимо знакомство, постоянное общение с книгами Астафьева? Вот я сейчас вспомню такую байку, она мне очень нравится, хотя она немножко жестковата. Но я думаю, слушатели меня простят. Человек отличается от свиньи тем, что, когда добывает себе пищу, в отличие от свиньи он иногда поднимает голову к небу и видит звезды. Вот книги Астафьева помогают читателю духовно встать на ноги. Они помогают человеку совершить помывку души, так же, как, помните, в рассказе Шукшина «Алеша Бесконвойный»…

Да.

Владимир Зубков: …баня – это помывка души. Счистить с себя вот эту коросту озлобления, равнодушия, претерпелости, бездумности. Вот в своей прозе и документальной, и эпистолярной, и особенно художественной Астафьев совершает эту помывку души любого читателя, который прикасается к его текстам. Поэтому я считаю, что счастлив будет человек, который, может быть, увы, еще не читал Астафьева, но прочитает его.

Беседуют старик и мальчик. Старик спрашивает мальчика: «Ты эту книгу читал?» «Нет – говорит мальчик. «А эту читал?» «Нет». «А эту?» «Тоже нет», - говорит мальчик, полагая, что его сейчас будут ругать за это. «Какой ты счастливый, - говорит ему старик, - тебе все это еще предстоит прочесть».

Еще все впереди. Отслеживая историю «Астафьевских чтений», которым в этом году исполняется 10 лет, я часто одних и тех же участников: школьников, которые ежегодно участвуют в чтениях, пишут, пусть неумело порой, пусть иногда очень наивно, какие-то такие свои эссе. У меня ощущение складывается, что однажды они случайно попробовали этой хорошей литературы и влюбились, теперь они постоянно к нам ездят, постоянно участвуют. Очень важно, чтобы эта первая встреча с писателем была как-то правильно произведена.

Владимир Зубков: Вы совершенно правы. И я тоже рад этому. Я рад сказать доброе слово в адрес тех замечательных людей, которые организуют «Астафьевские чтения», прежде всего, в расчете на молодых людей. Это Виктор Александрович Шмыров, это Татьяна Георгиевна Курсина. Вот эти люди, которые бескорыстно, благородно делают все, чтобы Астафьев, его личность, творчество, его влияние шире распространялось, особенно у нас, на земле, которая была связана с ним так много лет.

Возвращаясь к вашей книге, которая, на мой взгляд, очень хорошо и в определенной степени интимно называется «Наедине с Астафьевым», значит ли это, что какие-то произведения, какие-то умозрения Астафьева, какие-то его мысли повлияли на вас как на личность, как на человека?

Владимир Зубков: Все, что я только что сказал об очищении души, о духовном внутреннем созревании человека, впрямую касается меня. Но меня не меньше касается и понимание Астафьева, как великого поэта мирового масштаба. Как исследователя. Все-таки я профессионал. Писателя европейского, мирового уровня. Я считаю, что Астафьев - это Достоевский 20-го века.

А как так случилось, что мальчик, у которого было очень тяжелое детство, потом юноша, который прошел через горнило войны, и жил здесь в Чусовом тоже в довольно жестких условиях не… да простят наши слушатели... не скурвился, не снизился, а, наоборот, вдруг стал поэтом, имел вкус в музыке, разбирался в живописи? И когда его читаешь, хочется произносить эти слова, вкусно написанные, красиво написанные. Откуда это? Это господь кого-то целует и всё?

Владимир Зубков: И другого нет объяснения. Это талант, который нельзя купить за деньги, который нельзя получить на очередном чиновничьем посту. Это талант, который, как говорят в Одессе, как деньги: он или есть, или его нет.

Но ведь очень важно, когда кто-то рядом окажется с этим талантом, кто-то увидит.

Владимир Зубков: Я сейчас с увлечением перечитываю письма из книги «Нет мне ответа», и там он вспоминает людей, которые повлияли на него. Это и Игнатий Рождественский, учитель и поэт, с которым он общался в Игарке, это и - прежде всего! - конечно, Александр Николаевич Макаров, первый его учитель в культуре, которому он обязан был всем. И написал книгу «Зрячий посох».

Вот передо мной лежит книга «Во глубине России». Это первая книга, которая написана об Астафьеве, издана в Перми Александром Николаевичем Макаровым, персональным большим московским критиком. Это было в 69-м году. Вообще вот эти годы, 68-й и 69-й, я считаю, в пермском периоде Астафьева самые важные. В 68-м году в Перми, именно в Перми, было издано первое полное собрание глав, составивших «Последний поклон», первое полное собрание этих полу воспоминаний, как он говорил, полу рассказов. Первое издание «Последнего поклона», которое было дорого Астафьеву еще и потому, что иллюстрировал его впервые в жизни прекрасный художник Алеша Мотовилов.

И 69-й год – это год, когда вышла о нем первая книжечка, тоже в Перми, в нашем издательстве. И то, что спустя 42 года, к 10-летней годовщине кончины Виктора Петровича, мне удалось издать книгу с помощью музея «Пермь-36»... С помощью прекрасного музея, единственного, очевидно, не только в России, но и в мире, музея политических репрессий... Я считаю это счастьем: то, что вторая книга об Астафьеве, вышедшая в Перми - это моя книжка.

Возвращаясь к тому вопросу, который я задала самым первым. Если сегодня вам бы сказали – Владимир Анатольевич, вот есть возможность либо вторую часть выпустить, либо добавить какие-то главы, чтобы бы вы добавили?

Владимир Зубков: Понимаете, Ниночка, для того, чтобы очередные главы появлялись, а это не исключено, должен быть толчок и повод. Он совершенно разный бывает.

Вот как, например, одна из глав этой книжки появилась? Ровно 10 лет назад на первых «Астафьевских чтениях» здесь, в Перми, прекрасный литературовед, к сожалению, ныне уже покойный, Наум Лазаревич Лейдерман, глава уральского литературоведения, выступил с прекрасным докладом «Народная песня в прозе Астафьева». Образная роль этой песни в раскрытии темных и светлых сторон русского народа. Я подумал: да, песня... Но все-таки люди поют реже, чем кушают. И вот десятки эпизодов трапезы и застолья, перечитывая Астафьева, я нашел. Так родилась глава – «Образная роль трапезы в прозе Астафьева». Я сказал в этой главе то, что никто и никогда не говорил в книгах и статьях об Астафьеве.

Или, скажем, другое. Не раз, читая о том, как начиналась «Пастух и Пастушка», я натыкался на утверждение самого Виктора Петровича о том, что он написал ее в 54-м году. А мне в руки попали документы. Много лет тому назад в здании Пермского радио я читал собственноручное заявление Астафьева о приеме его на работу в качестве разъездного корреспондента. Читаю: «Прошу принять меня на работу в Областной комитет радиоинформации собственным корреспондентом по Чусовскому пригороду и Кизеловскому бассейну». Это весна 57-го года. А многократно в своих воспоминаниях, говоря о «Пастухе» он говорил, что написал ее, будучи корреспондентом Пермского радио. Не на той остановке однажды вышел, едучи в Кизел, провел там целый день, ожидая следующего поезда, имея в кармане пачку сигарет и книжку аббата Прево «Манон Леско». И вот отсюда и началась эта замечательная повесть, наиболее, конечно, популярная, наиболее совершенная художественная его вещь. Как же так, я думаю, в 57-м году весной он поступил на работу, а говорит, что написал, задумал эту повесть в 54-м. Как же так?

Он гуманитарий, видимо, больше…

Владимир Зубков: Да. И родилась статья. Статья, которую я последнюю написал, она называлась «Полустанок – Быковка – начало «Пастуха и Пастушки».

Так что, отвечая на ваш вопрос, если будут еще какие-то толчки... Вот один из толчков, кстати, возникает у меня по чтению этой замечательной книги-эпистолярия Астафьева «Нет мне ответа». Это может быть глава, скажем «Роль образности в письмах Астафьева». Ведь он же художник и в письмах. Там есть картины, там есть какие-то художественные образы, которые естественно вкрапляются им в его общение с корреспондентами. Или, скажем, проблемы цензуры, проблемы творческого процесса в письмах Астафьева. Вот вам толчок, из чего может вырасти очередная глава этой книги будущей, если бог даст ее продолжить и напечатать.

Скажите, пожалуйста, есть ли сегодня в России писатели, которые, на ваш взгляд, хоть как-то приближены к уровню Астафьева? Либо это то наше дорогое, что останется и всё?

Владимир Зубков: Я вас понял. Я думаю, что мерить художника понятием выше - ниже, больше - меньше не стоит. Но если все-таки взять масштаб Астафьева, как человека, которого заботила судьба русского космоса – таких писателей сегодня просто нет. Я думаю, даже если говорить только о мудрейших прозаиках, прошедших войну, то близко к Виктору Петровичу как прозаик, как фронтовик, как мыслитель, стоит сегодня только один писатель - это Даниил Гранин. Дай бог ему долгих лет жизни. Ленинградец Даниил Гранин.

Сегодня в нашем крае очень часто ищут, так называемые, бренды, имена, которые могли бы иметь отношение к нашему городу. Вы в курсе и про историю с Юрятиным, с Пастернаком, с памятником, который, кстати, открыт у нас в Перми. Заслуживает ли, на ваш взгляд, того же и Астафьев? Нет ли такого ощущения, что мы, вроде как, за Пастернака схватились, и ресторан назвали в честь его произведения отчасти, а Астафьев - проходит на уровне филологическом, на образовательном, культурологическом...

Владимир Зубков: Это очень трудный, я бы сказал, больной вопрос. И при ответе на него сразу возникает в памяти, конечно, Красноярск, где я бывал несколько раз, где сейчас стоит в художественном центре этого замечательного города памятник Астафьеву, настоящий монумент. Там Овсянка, там есть его дом, где он работал последние 10 лет. И напротив, через перекресток, есть дом, где он родился. Правда, перестроенный весь, сделанный уже как музей, но всё это есть. Вот фотография передо мной, памятник Царь-рыбе на берегу Енисея, высоком, скалистом берегу, где с одной стороны слева видна Овсянка, а справа - место, где вытащили утонувшую мать Лидию Ильиничну.

Но у нас есть Чусовой. Есть место, где они жили, куда его привезла жена. И не бросила его в сложный момент, а поняла, что она живет с большим художником и человеком.

Владимир Зубков: Вот я к этому и движусь, Ниночка. Дело в том, что есть такое место. Есть место, которое могло быть мемориальным, каким угодно памятником Виктору Астафьеву. Как вы говорите, брендом. Местом, в которое можно было бы возить туристов. Это, конечно, его Быковка. Самое любимое место его на земле, в которое он возвращался, в это заброшенное сельцо, в эту деревеньку. Возвращался даже тогда, когда жил в Вологде, уже имея там, в Сибле избу для творчества. Самое любимое место в его жизни. Он об этом не раз пишет. Но что? Изба сгорела. Строить там новую? Как возить туда туристов через огромную реку Чусовую? Это не в Перми, это неудобно очень. То есть, тут есть свои трудности. Но, конечно, хотелось бы, очень хотелось, чтоб в Перми были какие-то знаковые места, кроме этой скромной досочки…

Ну, хорошо, хоть доска есть.

Владимир Зубков: Вы видели эту доску?

Конечно.

Владимир Зубков: Там сказано, что в этом доме жил в такие-то годы писатель Виктор Астафьев. Я бы предпочел, чтоб было хотя бы какое-то слово: «замечательный», «выдающийся», я уж не говорю «великий». Мне кажется, тогда это было бы по достоинству оценено...

Появление этой доски, надо сказать - тоже не инициатива государственных структур. Тоже частная инициатива.

Владимир Зубков: Спасибо за нее, спасибо. Но я считаю, что слово, обозначающее уровень величия этого художника, на доске должно присутствовать.

Будем рады вас вновь видеть на «Астафьевских чтениях». Спасибо вам за этот разговор. У нас сегодня в гостях был Владимир Зубков, кандидат филологических наук, доцент Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета, литературовед, автор книги «Наедине с Астафьевым». Спасибо большое.

Виктор Зубков: До свидания.