Верхний баннер
18:46 | ПЯТНИЦА | 29 МАРТА 2024

$ 92.26 € 99.71

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40

22:00, 01 июня 2014

"Актер не должен быть модным. Актер должен возвышаться над толпой", - Алла Демидова

- 13 июня в Перми состоится премьера оперы «Носферату» Дмитрия Курляндского. Примечательна эта премьера не только тем, что это будет мировая премьера оперы, но и тем, что одна из участниц этого большого проекта, о котором мы сегодня говорим - народная артистка, лауреат государственных премий, легендарная актриса российского и мирового театра и кино, Алла Сергеевна Демидова. Хочется наш разговор начать с того, что довольно непривычно встречать в формате оперы, когда мы говорим о премьере оперы, актрису по сути драматического театра. Но вы и там петь, насколько я понимаю, не будете.

 

-  Нет, петь я не буду, пугать людей не буду. У меня роль корифея хора. Там будет хор, балет, певица, 2 актера драматических из Греции, из театра «ATTIS», театр Терзопулоса, режиссера этого спектакля. И видите ли, современная музыка так построена, что там есть атональность, а это очень сейчас модно. К этому надо привыкнуть и это надо принять или не принять.

 

-Когда вы соглашались на участие в этом проекте, что являлось решающим? Как раз эта необычная форма оперы сегодня? Имена режиссеров? Либо обращение к Греции, к греческой культуре, что вас привлекло?

 

- Естественно,  в первую очередь Теодор Терзопулос, с которым я работаю уже больше 15 лет. Дело в том, что у нас на «Таганке» был спектакль «Федра», который поставил Виктюк, и надо сказать, что это «Федра» цветаевская. Вообще, у Цветаевой много было пьес, но ее никогда не играли на сцене, очень трудно. Но нам это удалось, и мы стали ездить на театральные фестивали, и как-то на международном фестивале в Канаде, я увидела греческий спектакль, причем современного автора, Хайнера Мюллера, у нас он никогда не ставился и не перевозился. Во-первых, я поняла все. Вообще, я обожаю театр дословесный, когда не слово звучит,  потому что это радио, это радиопостановка, а именно та психическая энергия театральная, которая завораживает. Я совершенно влюбилась в этот спектакль, познакомилась с этим режиссером. И ему понравилась наша «Федра», и мы решили работать вместе. Так начинались наши проекты совместные. Мы поставили «Квартет» Хайнера Мюллера. Я тогда заказала перевод. Это было тоже впервые в России. Мы с Димой Певцовым потом  объездили с этим спектаклем весь мир. Потом с Терзопулосом мы сделали «Медею» Еврипида и Хайнера Мюллера. А потом просто «Гамлета» моноспектакль. И поскольку это совместный проект, у меня был театр «А», а у Терзопулоса в Афинах театр «ATTIS». Это совместные такие проекты. И в основном мы играли на западе. Потому что такого рода эксперименты у нас пока, не то, что плохо воспринимаются, но нужен специальный зритель.

 

- Подготовка нужна?

 

-Нет.

 

- Интеллектуальная или…

 

- Ну, какая подготовка. Подготовка чисто интуитивная, когда воспринимаешь новое искусство. Ведь люди привыкли к типичному восприятию картин, живописи, кино и так далее. И когда что-нибудь не то, к чему они не привыкли, это раздражает. И я на следующий день по приезде была на спектакле прекрасном, по Шуберту «Зимняя дорога», дирижер Теодор Курентзис, там был видеоряд, который сделал Алексей Романов. Так вот, этот видеоряд, потрясающий, он шел в контртексте к шубертовским романсам. Потому что Шуберт такой романтик, это сентиментализм такой немецкий, который потом, в конце концов, приводит к Освенциму и ко Второй мировой войне. И вот этот контрапункт видеоряда и музыки – это такое наслаждение. Надо сказать, когда я прилетела, я очень устала, тем более, сразу была репетиция, и мне не хотелось идти. Но поскольку мне хотелось посмотреть сцену, которую я не видела, на которой мы будем, я пришла. И вы знаете, как всегда бывает после хорошего спектакля, хочется работать, работать, работать, хорошее настроение. И появились силы. Вообще, искусство дает энергетику хорошую. И я совершенно влюбилась в этот спектакль. Они привезут его в Москву в октябре. Естественно, я всем своим друзьям скажу, что надо посмотреть. И потом мы стали репетировать каждый день с утра и до вечера.

 

- То есть, это такой толчок хороший к вашей работе в Перми. Завершая историю с «Winterreise», были там и зрители, которые уходили, были зрители, которые говорили, что им мешала картинка для восприятия музыки. Вот как относиться к этой части? Я тоже, как и вы осталась. Мне было любопытно…

 

- Да, никак не относиться. Люди вольны делать все, что они хотят. Им не нравилась эта картинка, хорошо, уходите. Мне очень нравился этот контрапункт, это соединение Шуберта и современного совершенно восприятия антишубертовского. И видите ли, дело в том, что вообще в театральном действии надо учитывать то, когда можно брать классику и уходить в глубь. Но дело в том, что классика тоже была написана в свое время и для своего времени. И спектакль соединяет текст, который был написан когда-то, людей, которые это делают, и главное, ритмы и атмосферу сегодняшнего дня. Иногда режиссер, может быть, эти ритмы сегодняшнего дня слишком привносит в классику, и зрителей это раздражает, потому что они откинулись на кресло, им удобно, и они хотят отдохнуть. Но, можно остаться ведь дома. На диване, смотреть телевизор. Нет, этот спектакль прекрасный.

 

- Что касается «Носферату». Вы уже упомянули о вашем опыте работы и с режиссером, и с греческой трагедией и с Мариной Цветаевой. Но это все-таки, скажем, в нашем понимании, классическая история, а здесь современная история и есть парафраз древнегреческой истории про «переход в царство мертвых». Вот сам текст, с которым вам предстоит работать, чем он может захватить публику, и чем он вас захватывает, прежде всего?

 

- Текст ничем. Потому что текст, я вам могу сейчас наговорить все, что угодно. Текст ничего не значит. Это соединение слов, музыки, шумов, присутствия актеров, та психическая энергия, которую актеры посылают через звук, через жест, через мимику. Спектакль, это ведь многообразие, это меньше всего слово.

 

- А истории, связанные с подземным миром, с царством мертвых, это же опасная история для людей, и человека это часто пугает. Либо в этом есть своя философия?

 

- Вы знаете, что человек смертен, и это его пугает. И человек не хочет думать о смерти. Но к концу жизни этот страх все больше приближается. Поэтому волей неволей ты думаешь об этом, о том, что будет потом. И повторяю, что текст не об этом. Он более многослойный.

 

- Актеры и музыканты, актеры, которые участвуют в этом проекте, можно ли назвать, что сложился круг даже не единомышленников, а желающих отстраниться от реального мира? Вместе с вами работает Наталья Пшеничникова…

 

- Ой, вы знаете, что… Вы мне говорите немножко наивные вещи. Потому что Пшеничникову я вообще не знала. Это хорошая певица, она живет в Германии, я первый раз с ней встретилась. В два греческих актера, котоыре там участвуют, я их знаю давно, и знаю их как прекрасных актеров, потому что видела их в спектаклях Терзопулоса. Вы знаете, соединение ведь не в этом. Соединение в идее, и в воле режиссера и дирижера. А тут как раз собрались два гениальных человека, и Курентзис и Терзопулос. И прекрасный совершенно, один из лучших художников в мировом театре, итальянец, который будет. Это скорее  будет такая, не декорация, а инсталляция, вот это вот соединение света, живописи, звука. Не мелодии, не музыки, в таком понимании, которое привычно. Это будет зрелище, прежде всего зрелище. А что вынесет после этого зрелища зритель, это у каждого свое. Дело в том, что зритель такой же партнер в театре, потому что, я вам говорила, соединение на репетиции текста, режиссерской идеи, сегодняшнего дня и актеров, это одно, а еще зритель, у которого тоже что-то в голове происходит. И происходит или соединение и фантазия дальше идет, или отторжение и тогда зритель возмущенно встает, хлопает сиденьем и возмущенно уходит, хлопая дверью. Это тоже хорошо. Это тоже хорошо, потому что это заставляет думать.

 

- Но это, ведь, как правило, даже уходящие зрители, чаще утверждают авторов и исполнителей в том, что они верной дорогой идут…

 

- Нет. Это опять-таки… Вы знаете, когда молодой актер выходит на сцену, он всегда боится зрителей и думает о зрительном зале. И если вы заметили, вообще молодые актеры в основном общаются по горизонтали, как мы сейчас с вами. Когда идет репетиция, идет треугольник,  я, партнер и режиссер. Потом в молодости, я, партнер и зритель, от которого очень зависишь. А потом, когда ты овладеваешь более или менее профессией, особенно. Когда играешь древнегреческие трагедии, где не нужны наши психологические обоснования того или иного поступка или чувства, то играешь вертикально, как играли древние греки, я и Дионисий, я и бог. Дело в том, что древнегреческие трагедии  начинали с восхода солнца, и театры древнегреческие строились так, что сзади обязательно должно садиться солнце. И поэтому зрители приходили, начиналось действо, все монологи, кстати, в основном женские, обращены, когда солнце в зените, потому что и Медея, и Федра, они внучки солнца, они к нему обращаются. А потом солнце заходит, умирая за спинами актера, и актер умирает. Там совершенно другие законы. Там играется по вертикали. И это действо, видимо, так оно и будет строиться, по вертикали. Поэтому, как вы говорите, хлопают там дверью, не хлопают, ну, хорошо, это дело зрителя, это факт их биографии. А факт нашей биографии сделать честно, что мы хотим сделать.

 

- Алла Сергеевна, пришел вопрос по icq от Светланы Сергеевны. Отслеживаете ли вы сейчас жизнь театра на Таганке и как вы его оцениваете?

 

- Нет, Таганка меня перестала интересовать после того, как там произошел раскол. И 6 спектаклей, шедевров любимовских, которые были поставлены на новую сцену, они умерли. Например, моя последняя там роль Электры, ее практически никто не видел. Просто была премьера, потом раскол. Я ушла. И меня перестал интересовать это театр, и я не знаю, что там происходит, только по слухам. Тем не менее, театр я люблю, в театр я хожу, московский театр хорошо знаю. И, в общем, знаю, даже мировой театр, можно так сказать.

 

- Какие режиссеры сегодня вас интересуют, молодые режиссеры?

 

- Из русских?

 

- Да.

 

- Вы знаете, сейчас во МХАТе на основной сцене молодой режиссер Богомолов поставил «Карамазовы». Длинный спектакль. И я, надо вам сказать, долго сопротивлялась, чтобы туда идти. Но, когда пришла… Вообще, он немножко, не то, чтобы хулиганский. Дело в том, что давно уже идет такой деконструктивный подход к театру, то есть, разрушение старых форм. Когда идет молодое поколение, они хотят начать как бы с нуля. И то, что до них было, это их раздражает, они это ломают, они это выбрасывают. Я к этому уже привыкла. И воспринимаю молодую режиссуру именно с этой точки зрения. Но тут, помимо этого разрушения, есть свое отношение к современной жизни. И вот это соединение, я обожаю, когда классика и современная жизнь, актеры, и в то же время они, как бы уходят в 19 век, туда, во времена Достоевского, вот это вот наслоение одного на другое, когда это получается, огромное удовольствие. Спектакль длинный, он кончается около 12 часов, 3 акта, и молодой режиссер только по молодости так щедро сделал этот спектакль, что там 3 акта, на каждый акт свой жанр. Хватит на 9 спектаклей вперед. Но, тем не менее, как я вытянула шею, так потом около 12 часов вправляла ее в нормальное состояние. Так это мне понравилось. Или, например, Кирилл Серебряников. Он давно уже начал в Москве. Я его практически вытянула из Ростова-на-Дону. Был такой проект на телевидение «Темные аллеи Бунина». Он с этого начал, я это читали. И потом, не скажу, что часто, но время от времени, вступаю в его проектах, или «Демона» мы читаем с двумя оркестрами, с пантомимой, или о Второй мировой войне. Когда, кстати, Курентзис там был дирижером, тоже хор огромный, несколько оркестров, несколько актеров из Германии, из Польши, из Израиля, из России. Балет. Это было такое действо мощное. Это Серебряников делал. А сейчас ему отдали театр Гоголя. В общем, театр, в который ходили случайные люди, которые не знали, куда пойти, приезжие. Тем более, что он рядом с Курским вокзалом. А сейчас это такой культурный центр, где двери открыты с утра до вечера. Там очень хороший кофе, буфет, не библиотека, а дают на прокат видеокассеты всех мирровый спектаклей, которые вообще есть. И там пасется с утра до вечера молодежь и театральная, и университетская, и просто такая.

 

- Как вы тогда оцениваете то, что на федеральных каналах не так давно выходили программы и репортажи, как раз по поводу этих двух современных художников театра, Константина Богомолова и Кирилла Серебрянникова, что это де разрушители наших традиций, враги русской культуры? Как это вообще сегодня возможно?

- А что такое традиция? Традиция, это делать спектакли, как в свое время делали в Малом театре? Или гениальные старики во МХАте? Но сейчас время другое, люди другие, актеры другие. Мне тоже немножко не нравится, что актеры слишком, может быть, их испортили сериалы, хотя я к сериалам… Ради бога, это работа. Но вот эти усредненные голоса. Дело в том, что например, трагедию нельзя сыграть без амплитуды голоса, низов и верхов. А у нас усредненные голоса, девочки все одинаковые молодые, с этими длинными прямыми волосами, короткими платьями, ножками. И лица одинаковые. Я кстати, пишу сейчас очередную книжку, такую, слова. Например, что такое старость, я всех спрашиваю. Например, Жванецкого спросила, он сказал, старость, это, по-моему, изменение походки. А мой муж сказал, старость – это когда молодые на одно лицо и ужасно раздражают. Меня они, кстати, не раздражают. Но то, что они на одно лицо, это так. Видимо, мода всех их красит на одно лицо. Но актер не должен быть модным. Актер должен возвышаться над толпой. Он должен быть виден. Дело в том, что люди рождаются, предположим, на 100 человек 1 светлый другой темный. Они всегда над толпой видны. И бывают времена, особенно тирания или война, или вообще какое-нибудь мрачное время, когда люди, толпа тянутся к темному, он над толпой. И вот это вот темное, война, агрессия, мрак, убийство, криминал и так далее. А когда хорошие времена, над толпой возвышаются люди светлые и к ним тянутся. И сейчас, мне кажется, наступает время, после наших таких переворотов темных, болезней, и прочее, когда уже стали замечать людей светлых над толпой. И их больше отмечают. Не скажу, что всех. Но это, как правило, таланты с добрым сердцем. Дело в том, что талант и со злым сердцем бывает. Но он, как правило, в  памяти не остается. В живописи, например, ведь очень много было картин разных. Но остались только с доброй энергетикой, музыка тоже. Очень много разрушающей было, диссонирующей, но осталась только музыка, даже современная. Когда Губайдуллина, Шнитке, Денисов, это светлая музыка, несмотря на атональность, несмотря на непривычный язык. Поэтому актеры меня немножко разочаровывают молодые, что касается театра. Но, тем не менее, я думаю, что все поправимо, потому что театр, это такой Феникс, его хоронят, он возрождается, опять живет. И так далее.

 

- В театре, как и в любом искусстве, на фоне посредственных все равно пробиваются какие-то индивидуальности. Может сегодняшнее время родить эти индивидуальности?

 

 -Вы знаете, какое время на дворе, такой миссия, сказал поэт, видимо, не очень требуются большие актеры, как Смоктуновский, или как гениальные старики МХАТа. Видим, сейчас зритель привык к усредненному восприятию искусства. Может быть, это обилие информации, сериалы, телевидение, интернет, и так далее. Поэтому мозг устает, человек устает быть самим собой. Он идет в толпе, плывет по течению. А течение сейчас такое информативное, общество потребления. И очень трудно быть самим собой. Очень трудно быть индивидуальностью.

 

- А это не связано с тем, что сегодня многие актеры, писатели, слишком близко пускают в свою жизнь, чаще откровенны на каком-то бытовом уровне?

 

- Вы знаете, никто не пускает в свою жизнь, это средства массовой информации. Средства массовой информации делают все, что хотите. Сейчас очень много каналов на телевидение, и им надо заполнять сетку, как и вам, кстати. Газеты, их тоже каждый день надо заполнять, информацию, информацию, информацию. Вы не представляете, сколько звонков с телевидения мне приходит на телефон. Именно на бытовые темы. Но я никогда не раскрывалась на этом уровне, и естественно никогда не пойду на такие шоу. Но когда меня приглашают на диалог, поговорить о театре, об актерах,  о времени или о чем-то другом, я всегда соглашаюсь, тем более, если умный собеседник. Всегда можно что-то такое найти.

 

- Но ведь вы одна из немногих сегодня...

 

- Актеру тоже надо… Реклама, это ведь входит в профессию, когда например, выходит интервью, раньше, во всяком случае, особенно часто было, когда были мои фильмы, о которых я даже не подозревала, об этих интервью, я не возражала. Это профессия корреспондента, а не моя.

- То есть, придуманные за Вас ответы и вопросы?

 

- Не придуманные, они что-то берут, может быть, из сайта, может быть из моих книг, может быть из каких-то таких отрывочных, без контекста. А без контекста фраза может и так, и по-другому звучать. Но это как-то надо различать зрителю профессию корреспондента, профессию актера, профессию телевизионщика и профессию рекламщика, которые иногда раздевают актеров.

 

- Борис вас спрашивает по ISQ: «Если бы молодой неизвестный режиссер пригласил вас в свою работу, то, чтобы вас заставило согласиться?»

 

-Прежде всего, сценарий. И совсем недавно мне принесли гениальный сценарий. Я подумала, вот, наконец-то роль, старухи, правда, но очень такой современной, но очень трагической. Абсолютно фестивальная роль. Причем, молодой режиссер, он мне даже сначала понравился. А потом по ходу разговора, мне пришлось отказаться от этого, потому что до этого он делал рекламу, он делал клипы. У него клиповое сознание. Он не понимал, что такое жанр трагедия. И пришлось отказаться. Поэтому, смотря, какой режиссер.

 

- Продолжаем читать вопросы по ISQ, от Егора: «Алла Сергеевна, «Носферату» вряд ли пройдет в Перми больше 3 раз, репертуарным такой спектакль не станет. Может ли на ваш взгляд существовать репертуарный оперный театр, или лучше оперу собирать на такие показы блоками?»

 

- Мне кажется и то, и другое. В Большом театре идут то репертуарные оперные спектакли, и в других театрах. А этот спектакль, я думаю, пройдет раза 2, вот 13-о премьера.  И в Дягилевском фестивале 20 июня, потом, может быть, он далее ездить по странам. Но это в проекте. А вообще это одноразовое действо.

 

- А вам не жаль, что идет большая, серьезная работа ради двух, трех показов? Либо в этом и есть своя прелесть…

 

- Сказать честно, очень скучно играть репертуарный спектакль. Особенно, когда там его играешь на «Таганке» 15 – 20 лет. Хотя иногда этот такой старый репертуарный спектакль вдруг неожиданно играется как на премьере. Но это бывают такие экстремальные или накладки театральные, что подстегивает актеров. Или, например, кошка выйдет на сцену. Это всегда очень хорошо, это всегда такой допинг. Да, репертуар тянуть очень сложно.

 

- У нас есть сегодня прославленная премия «Золотая маска» и многие театры намеренно ставят спектакли, чтобы получить эту вожделенную «Маску», чтобы ей потом гордиться и пользоваться в своих интересах. Как вы относитесь к подобным театральным премиям? Насколько там все субъективно? Или вам вообще это не интересно?

 

-Вы знаете, что все премии субъективны. Я 20 лет заседала в жюри премии «Триумф» это уже самая такая мощная была премия. Сейчас в жюри премии «Парабола» это фонда Вознесенского, после его смерти уже второй год. И я вижу, как это все случайно. Это лотерея. Это субъективные оценки. Например, в «Триумфе», нас 20 человек, лучших специалистов в каждой области.  В музыке – Башмет,  Спиваков, в балете – Васильев, Максимова. Художники – Боровский, Аксенов Василий был жив.  И так далее. И каждый предлагал свою кандидатуру, то есть, было 20 кандидатур. А потом тайное голосование. Нужно было выбрать пятерых. И тут идет та чехарда, та случайность, которая идет только в лотерее. А что касается «Золотой маски», я была раза 2 в жюри «Золотой маски», сейчас перестала. Отказываюсь. Потому что, во-первых, надо смотреть много спектаклей, иногда плохих. А во-вторых, это действительно субъективные оценки. И в основном молодых критиков, котоыре отбирают эти спектакли по городам и весям страны. А молодые критики, у них свои вкусы. А вообще премия ничего не значит, ничего. Потом эта игрушка стоит и пылится на каком-нибудь шкафу. Дело в том, что, когда мы видим, например, Оскар, и Оскар получает актер. И у него  после этого сразу утраивается гонорар. И его сразу приглашают в несколько фильмов. Потому что он оскароносец. У нас, сколько я не получала этих премий, и «Золотого орла» и «Нику» и Премию критиков, у меня там целое стадо дома стоит, это ничего не значит, это ничего не значит. Скорее наоборот.

 

- Вы сегодня в том положении, когда достаточно сказать, Алла Демидова, и этого достаточно для всех, чтобы понять кто это. Завершая нашу беседу, я не могу не спросить о поэзии. Следите ли вы за современными поэтами, интересны ли они вам?

 

- Дело в том, что я работаю на радио «Культура», но, это к сожалению, идет только на Москву и на Московскую область, уже третий год  у меня программа, «Поэтический театр Аллы Демидовой». И 2 раза в неделю эта выходит передача. Я перечитала там всех, от Тредиаковского до современных поэтов. Но мы сталкиваемся очень часто с авторскими правами. Например, очень хочется почитать. Я все равно это сделал, но второй раз уже не получается, Иосифа Бродского, авторские права. Или, например, я вам говорила, что мы играли с Димой Певцовым «Квартет»,  который поставил Терзопулос. Мы долго играли и были очень востребованы  в разных странах, но после смерти Хайнера Мюллера, его жена повысила эти проценты от сбора настолько… А мы существуем именно от сбора, что нам невозможно было уже играть, и мы прекратили.  Поэтому, тут еще помимо творчества еще чисто такие технические, житейские дела.

 

- А не для программы, для своего интереса не интересуют вас современные поэты? Самые молодые…

 

- А ведь это одно и то же. Я ведь сама составляю эти программы. Я сама составляю комментарии. И я естественно это сама делаю. Естественно это я должна все знать. И, например, я, правда, сейчас перестала ездить, у меня всегда только в Москве и в Петербурге эти поэтические вечера. Это ведь не только чтение поэзии, например, сейчас вот 7 июля в зале Чайковского, это огромный зал, больше 2000 человек, у меня такая программа «От Блока до Бродского» и там современные тоже поэты, например, Олег Чухонцев, который, слава богу, жив, и живет в Москве. Или Рыжий, который, к сожалению, рано погиб. Но, тем не менее, это современный поэт со своим голосом уникальным. Поэтому, слежу, конечно.


Обсуждение
2347
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.