Верхний баннер
19:32 | ЧЕТВЕРГ | 28 МАРТА 2024

$ 92.26 € 99.71

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40

14:00, 28 апреля 2013

Татьяна Тихоновец: "Не надо все время быть озабоченным своей правотой!"

Героями нашей программы были политики, общественные деятели, музыканты, артисты и режиссеры. А вот люди, которые анализируют работу артистов и режиссеров, люди, которые отчасти иногда являются и вершителями театральных судеб, у нас еще не были. Тем приятнее мне представить, если позволите, все-таки педагога, для меня педагога, историка театра, театрального критика Татьяну Николаевну Тихоновец. Многие годы, так повелось, что в Перми, есть ощущение, существует только один театральный критик – Татьяна Тихоновец. Если пришла Татьяна Тихоновец на спектакль, все ждут какого-то вердикта, статьи. За то долгое время, по крайней мере, что я выросла и работаю в этом городе, не появилось новых имен. С чем это связано? Театры не нуждаются в театральных критиках, в людях которые как-то их будут анализировать, кроме того, что скажут что там-то, там-то идет такой-то спектакль? Либо это состояние нашей прессы? В чем дело?

 

Татьяна Тихоновец: Причин несколько, Нина, конечно, не одна. Во-первых, дело в том, что театральным критиком все-таки становится человек, который не просто пишет о театре свои мнения, свои впечатления, как это делают театральные журналисты. Я, кстати, не против хорошей театральной журналистики, и я считаю, что в газетах общеполитических, городских, областных, краевых должна быть именно театральная журналистика, а не театральная критика. Я, кстати, многие годы и работала театральным журналистом, то есть я писала такие вполне, ну не специальные, а беллетризованные тексты для «Пермских новостей».

 

А в чем тогда отличие, если театральный журналист тоже высказывает свое мнение по поводу спектакля?

 

Татьяна Тихоновец: Театральный критик анализирует спектакль. Его личное мнение может совершенно не совпадать с анализом спектакля. То есть я, например, могу плохо относиться к спектаклю, он мне не нравится как человеку, просто как личности, но при этом я вижу, как сделан спектакль, я вижу, по каким законам сделан спектакль. И мое дело не высказывать свое личное мнение, а мое дело описать спектакль, разобраться в нем: разобраться есть ли там законы какие-то, а если есть, то какие это законы, а если нет, то почему их нет и так далее. И это требует, во-первых, все-таки театроведческого образования, а, во-вторых, конечно, просто большого опыта – и жизненного… Хотя нет, вру, неправильно говорю. Есть молодые критики очень трезво мыслящие, с очень хорошим образованием, и опыта нет, но они очень быстро обучаются всему. Это первая причина, что нет людей с театроведческим образованием, с базовым каким-то образованием, ну хотя бы с хорошим филологическим, но при этом, чтобы они всю жизнь театром занимались. Потому что у меня, скажем, филологическое образование, но потом я закончила аспирантуру театроведческую в ЛГИКМиКе. А вторая причина, и я думаю, что она, конечно, более серьезная – человек, допустим, решивший писать о театре и имеющий на это полное право: имеющий образование, имеющий опыт, слог, стиль, ответственность перед читателем…

 

Аналитический склад ума…

 

Татьяна Тихоновец: …всё, вот он может иметь всё, но он не проживет этими статьями. У нас не так много премьер, у нас не так много театров. И человек, который будет писать только о театре, он просто с голоду умрет. Ведь я, например, писала только о театре, но это было условие моего пребывания в газете, это, как бы, было обговорено еще с самым первым редактором, и потом это все переходило к следующим редакторам. И с каждым новым редактором я объясняла, что я не культурный журналист, я не буду писать про музеи, про выставки и так далее. Но ведь я же зарабатывала не этим, я же зарабатывала не жалкими гонорарами из «Пермских новостей». Я зарабатывала тем, что я работала в институте и преподавала. И может быть только такое совмещение, когда, например, преподает человек и иногда пописывает.

 

Чтоб держать себя в форме?

 

Татьяна Тихоновец: В форме, и чтобы себя в форме держать, и чтобы театры в форме держать. А прожить невозможно. И поэтому все молодые девочки или молодые люди, которые приезжают в Москву или в Петербург для получения хорошего базового образования театрального, они ведь никуда не возвращаются. Я очень многих знаю. Они только могут из Москвы переехать в Петербург или наоборот, потому что Москва тоже предоставляет больше возможностей для того, чтобы работать по профессии. А ни один большой город, сколько бы там театров ни было, но больше десяти, ну двенадцати театров все равно нет ни в одном городе. И ни одна газета не будет платить приличные гонорары, чтобы человек просто с голоду не помер. И поэтому никто не возвращается. Я знаю очень многих людей, талантливых, которые полнили ряды московских критиков, в том числе пермяков.

 

Там хотя бы есть раздолье, есть нужное количество театров...

 

Татьяна Тихоновец: Конечно. Во-первых, огромное количество премьер театров. Во-вторых, огромное количество, я даже не скажу, изданий, потому что изданий тоже очень мало…

 

Существует конкуренция в Москве?

 

Татьяна Тихоновец: Ой, страшная. Конкуренция не только в Москве, она и между Москвой и Петербургом, например, и в Москве, конечно, она существует. Есть люди востребованные, есть люди не очень востребованные. А потом, представляете, Москва ведь тоже не резиновый город. И представьте себе – каждый год выпускаются театроведы, а они никуда не уезжают. Они все остаются в Москве. Я иногда шучу, что в Москве на квадратный метр по театроведу.

 

В Екатеринбурге, по-моему, в театральном институте было когда-то отделение, нет?

 

Татьяна Тихоновец: Нет-нет. Это невозможно, нет базы для подготовки критиков, театроведов, ни в одном городе нет базы. Критик должен много смотреть спектаклей. Девочки, которые учатся… (я почему говорю «девочки», потому что все-таки это больше всего девочки), которые учатся в Петербургской театральной академии или в Московской в бывшем ГИТИСе, сейчас РАТИ, конечно, они обязаны несколько раз в неделю ходить в театры, а лучше каждый день.

 

Я помню еще со своих студенческих лет, когда вы у нас преподавали историю театра, две фразы: первая - «нужно переспать со спектаклем обязательно, а потом уже о нем судить». Но с некоторыми спектаклями не хочется даже спать, бывает и так. А вторая фраза – «вы не имеете право уходить со спектакля, даже если он вам не нравится». Но иногда бывает, что нет сил выдерживать, и сидеть еще второе отделение. Вы до сих пор следуете этому правилу?

 

Татьяна Тихоновец: Я не имею право по-другому поступить. Ну что вы? Это даже неприлично будет, если я уйду. Во-первых, это заметят. Уже просто это нехорошо будет.

 

А вы не были ни на одном таком спектакле, что сердце рвется… и думается - на что я трачу свою личную жизнь, свое время?

 

Татьяна Тихоновец: Ну что делать? Нет, я так никогда не думаю, потому что, во-первых, я всегда жду какого-то чуда театрального. И оно иногда происходит. Не могу сказать, что всегда, редко, но происходит.

 

То есть вы уже философски к этому относитесь?

 

Татьяна Тихоновец: Но это моя профессия, Нина. Я не могу по-другому. Я не могу себе представить, что филолог бросит, не дочитав книгу, не дочитав текст книги. А потом будет говорить - «Мне это не понравилось». Он не имеет право судить тогда. Если я, например бы, где-то бы была бы просто как зритель – вот я купила билет, сижу, и мне не нравится, наверно, я бы ушла. Но, честно говоря, практически никогда не бывает, чтобы я…

 

Хоть раз покупали билеты?

 

Татьяна Тихоновец: Иногда покупаю, бывает такое, но редко.

 

Существует у театральных критиков какой-то этический кодекс? Два пункта я уже знаю, заучила их со студенческих времен – нельзя уходить и…

 

Татьяна Тихоновец: От первого я могу и отказаться уже давно, потому что бывают ситуации, когда я или одна или с кем-то работаю на каком-то фестивале, и условием фестивального обсуждения является такое, что, допустим, театр ночью уезжает, и мы должны обсуждать спектакль сразу после того, как он закончится. То есть у нас есть время, пока артисты переодеваются, снимают грим, костюмы снимают, у нас есть 15 минут, ну 20, чтобы сосредоточиться. Раньше я курила и за это время я выкуривала пару сигарет, руки тряслись…

 

Происходил процесс.

 

Татьяна Тихоновец: …и происходило, так сказать… ты должен был все быстро собрать в голове, что ты написал на половине блокнота, потому что уже даже иногда не успеваешь перечитать то, что написал. Это очень часто бывает. Многие театры, кстати, любят именно такие обсуждения. Они говорят, что мы не любим, когда вы подумаете, слова подыщите…

 

Начинаете лукавить?

 

Татьяна Тихоновец: … а вот тут, дескать, ничего не получается. Вот оно все и вылезает, вся правда.

 

Трудно ли вам удержать свое, иногда очень субъективное мнение? Ведь, все равно вы  -человек, вы смотрите – спектакль хороший, но не нравится вам на каком-то подсознательном уровне эта актриса или этот актер, или у вас есть предубеждение по отношению к режиссеру, вы, например, видели у него пять отвратительных спектаклей, и вдруг тут хороший, и вы уже не можете разглядеть... Приходится бороться с собой?

 

Татьяна Тихоновец: Иногда бывает, лукавить не стану, иногда бывает, но, конечно, надо с этим бороться. Потому что я знаю режиссера, у которого я видела много плохих спектаклей, и один раз ему высказала, что вы вообще не режиссер, не надо вам этим заниматься. А на следующий день вдруг я посмотрела его замечательный спектакль, и поняла, что хоть один замечательный спектакль он поставил. Поэтому это тоже входит в тот вопрос, который вы задали, насчет этики. Если ты мстительный человек, не ходи в театральные критики. Если ты не способен разделить свою нелюбовь к режиссеру, как к личности и, допустим, свое отношение к нему, как к специалисту… это ведь очень часто бывает – ты не принимаешь человека, как личность, вот он тебе отвратителен, ты, что называется, не пригласишь его к себе домой, и к нему не пойдешь, ты не дружишь с ним, и не собираешься дружить. Но ты же можешь объективно признать, что у него хорошие спектакли, что у него интересные спектакли, что он интересно работает. То есть, как бы, это тоже в правило входит. Есть люди, и в нашей профессии, к сожалению, тоже такие люди есть, которые через свои тексты, через свое отношение выясняют отношения с театром или с режиссером. Во-первых, это всегда видно, и это отвратительно. Отвратительно. И от этого, как от чумы бежишь. Думаешь: не дай бог, чтобы это где-то когда-то, вообще, как-то проявилось. А с другой стороны, это же всегда видно все.

 

А как удержать человека, который, например, пишет статью, и в своем, как бы, анализе какого-то спектакля начинает переходить на личности, начинает намекать на какие-то связи, семейные, допустим, вплоть до обсуждения фигуры. То есть такое, как вы говорите, выяснение, а здесь уже прямое оскорбление...

 

Татьяна Тихоновец: Это уже месть. Это уже, что называется, у человека есть право говорить, у него есть площади газетные, допустим, или у него есть эфир, у него есть экран и он пользуется этим правом. Ну как, вот что тут сделаешь? Я стараюсь с такими людьми не общаться. Мне это неприятно. Я считаю, что…

 

Люди должны иметь какое-то чувство ответственности? Вы даже, когда обсуждаете спектакли, вы ж понимаете…

 

Татьяна Тихоновец: У нас вообще с этим чувством ответственности очень плохо обстоят дела. И вот недавняя, например, статья в «Московском комсомольце» по поводу «Алых парусов» нашего театра… Я была в это время в Москве, я не видела, как они прошли эти «Алые паруса». Я оставалась в Москве 10 дней после поездки в Монголию на фестиваль как раз, чтобы посмотреть спектакли «Маски» и заодно посмотреть еще одни «Алые паруса». У меня это был 9-й спектакль по «Алым парусам», «Глобус» поставил. Тоже мюзикл Дунаевского. И тут мне кто-то, не помню кто, то ли кто-то в жюри…

 

Наверно, в Фейсбуке.

 

Татьяна Тихоновец: Нет, мне некогда даже в Фейсбук-то заходить, а кто-то из жюри «Маски» из моих приятельниц, по-моему, Женя Тропп, сказала: «Вы видели статью Марины Райкиной?» Ну, кто-то мне, в общем, сказал. Я посмотрела, просто в ужас пришла. Она вообще такая не рукопожатная журналистка, ее, как бы, не уважают, в критическом сообществе она даже критиком-то не считается. Но это просто… я даже не знаю, как это назвать. Это совершенно отвратительный какой-то в жанре доноса материал. Тебе может не нравиться, ты можешь к этому отнестись так, как она отнеслась. Но несколько раз подчеркивать, что вот с такового-то возраста на этот спектакль можно ходить, разве можно это безобразие показывать в таком-то возрасте. В общем, все это отвратительно было.

 

Но ведь эта статья и породила тоже не совсем адекватную реакцию со стороны тех, кто это комментировал. Вы, наверно, комментарии-то не читали?

 

Татьяна Тихоновец: Нет, я не читала.

 

Там большинство – и артисты театра, и не артисты театра, не столько сама была статья эта в кавычках «интересна», сколько потом интересно было следить за комментариями. Потому что, конечно, некоторые были в недоумении, у некоторых сложилось ощущение, что автор спектакль не смотрел. А с чем бывает связана такая история, когда, например, показывают один спектакль, и все издания пишут: хорошо ли, плохо ли, но пишут? Здесь показывают спектакль, мы уже знаем финал этой истории, получили «Золотую маску», и только «Московский комсомолец» написал и то какую-то, «разгромную» статью, и есть ощущение какого-то бойкота со стороны столичных журналистов. Либо это случайность?

 

Татьяна Тихоновец: Во-первых, может быть, это случайность. Может быть, людям просто не понравился. Я знаю, что кто-то сказал, что «мне не понравилось». Я, например, была на «глобусовском» спектакле, который просто зал принял с абсолютным ликованием, такое редко бывает в Москве, чтобы все так с ума сходили. Они, кстати, тоже «Золотую маску» получили за дирижера.

 

Так у нас-то тут тоже все с ума сходят по «Алым парусам».

 

Татьяна Тихоновец: Дело в том, что там Москва, и в Москве, понимаете, это редко бывает. А критикам он тоже не понравился. Наоборот, с другой стороны, говорили, что у пермяков-то поинтереснее по концепции спектакль. То есть, я думаю, что просто не много театральных журналистов и критиков, которые успевают очень быстро отозваться на «масочные» спектакли. Музыкальные критики – они вообще неторопливые. А это же все-таки музыкальные критики должны смотреть. А наш цех, драматические критики, вообще, им наплевать было на все эти мюзиклы, оперы, и они смотрели все, что в это время шло на «Маске», так сказать, очень бурно все это происходило. В драматическом театре многие просто не были на спектакле, я знаю это. Поэтому не думаю, что это какой-то бойкот. Всегда хотят видеть какие-то заговоры, бойкоты. Думаю, все проще. И с этой Райкиной тоже все проще.

 

Давайте перейдем все-таки к биографии Татьяны Тихоновец. Татьяна Николаевна, Ваше, если не ошибаюсь, первое образование – это филологический факультет нашего университета.

 

Татьяна Тихоновец: Да-да-да.

 

А как пришла любовь к театру? Почему был выбран именно театр?

 

Татьяна Тихоновец: Да у меня любовь к театру пришла гораздо раньше, чем я поступила на филологический факультет. Просто у меня мама – актриса по образованию, она закончила ГИТИС. Дядя у меня закончил ГИТИС и актерский, и режиссерский. Мама, просто у нее судьба не сложилась, потому что она вышла замуж за моего папу, и они должны были жить-то в больших городах, где есть театры. Родилась-то я в Челябинске, где мама работала в театре Цвиллинга. Но поскольку папа довольно быстро стал очень крупным работником таким номенклатурным, он не выбирал себе места жительства. Партия за него все решала. И мы приехали на Гайву. А от Гайвы до Перми было невозможно тогда добраться, только санным путем зимой. Мы прожили там несколько лет. Потом папу сделали главным инженером Воткинской ГЭС. Там тоже нет театра. И поэтому мама поплакала и закончила еще один институт тогда имени Крупской вот культуры. И стала заниматься режиссурой, создала студию драматическую, создала на Гайве хороший народный театр, в Чайковском хороший народный театр. И, собственно, я в 15 лет свой выбор сделала. Я пошла в драматическую студию. Я не помню даже, что со мной в школе происходило. Я просто отсиживала уроки для того, чтобы бежать быстренько в другое место. И мне стыдно бывает сейчас, когда встречи с одноклассниками, а у меня совсем другая какая-то история, и мне ничего неинтересно было то, что было в школе. Я читала пьесы бесконечно. Я считала, что если я в день не прочитала пьесу, так день-то прожит напрасно. Я с пятого класса пьесы читала.

 

Это потому, что у вас дома много говорили о театре?

 

Татьяна Тихоновец: Дома бесконечно говорили о театре, бесконечно говорили о каких-то пьесах, огромное количество пьес читалось. Я поступила на филфак, я трехтомник Лопе де Вега просто наизусть знала. Я могла подсказывать, собственно говоря, и делала это иногда. А пьесы Островского… я читала просто все пьесы Островского, не то чтобы несколько пьес, которые надо было на филфаке прочитать. Я просто все их читала, 47 пьес, по собранию сочинений. Ни одной минуты я не хотела стать актрисой. Хотя у меня была, как говорили, хорошая героическая внешность, коса висела…

 

Высокая, статная.

 

Татьяна Тихоновец: …высокая, статная. И, как бы, мама меня когда-то… она меня, конечно, подгнабливала, и она мне спуску-то не давала.

 

Готовила вас к работе в театре.

 

Татьяна Тихоновец: Нет, ничего так особенно она не готовила. Просто я играла очень смешную маленькую роль вороны Клары в «Снежной королеве». И когда Герда выросла, маме сказали: «Так вот же готовая Герда». Показали на меня. А я сказала: «Да вы что, с ума сошли? Я не хочу никакую Герду играть, я со своей вороной никогда не расстанусь». Мама была просто потрясена. Она говорит: «Да-а-а, странно, что ее хочешь». Потом я от одной роли взрослой такой, серьезной отказалась, очень хорошая роль была в пьесе Эдлиса. Причем, все говорили, что если Таня согласится играть, тогда можно ставить, а если нет, то, как бы, некому. Я не стала, Я всегда, когда мне мама предлагала что-то, я начинала анализировать эту роль, и оказывалось, что роль-то просто какая-то глупая очень. Мама говорит: «Все, я поняла, ты не будешь никогда актрисой». Я говорю: «Да я мама не хочу ни минуты». Я хотела быть режиссером, конечно. Я поехала в Москву, румяненькая, глазастенькая, с толстой косой. На меня посмотрели, по щечке потрепали в комиссии и сказали: «Деточка, а сколько тебе лет?». Я сказала: «Шестнадцать с половиной».

 

Поживи-ка еще…

 

Татьяна Тихоновец: «Поживи-ка» - сказали мне, - поучись, поработай». Я все так и сделала – я поработала годик, потом пошла учиться, потом два года поучилась и решила поступать, поступала к Товстоногову, дошла до последнего тура, срезалась. Че-то как-то потом мне показалось, что никто не достоин меня учить.

 

Это, как обычно, в этом возрасте.

 

Татьяна Тихоновец: А потом я очень быстро поняла, что… в то время вообще женщин не брали на режиссуру. Я знаю только одну женщину, она меня намного старше, это Генриетта Яновская. О ней уже тогда ходили легенды, что вот одну-то девушку взял Товстоногов. Но она была одна. Тогда условие было, что это не женская профессия. Передавали всегда хохму, которую говорила Мария Осиповна Кнебель, когда она говорила, что «курица не птица, Будапешт не столица, а баба не режиссер». А ей говорили «А вы, Мария Осиповна?». Она говорила: «А я не баба». А я че-то не хотела мужиком-то становиться. Вот поэтому спокойно закончила филфак, а потом поступила в аспирантуру.

 

Аспирантура уже была связана с театральным творчеством?

 

Татьяна Тихоновец: Конечно. Я уже в это время преподавала в институте историю театра, и я поехала поступать в аспирантуру, поступила, начала писать диссертацию, написала ее. В тот момент, когда я ее написала, я в ней глубоко разочаровалась, и поняла, что я не хочу ее защищать, потому что мне с самого начала не очень тема нравилась. Но я так много начиталась, потому что как раз перестройка грянула, и я вдруг резко затормозила и исчезла. Закончила аспирантуру, все, вышла на предзащиту и сказала: «Все, спасибо». Я свое удовольствие получила. Я стала хорошим специалистом по театру 20-30-х годов. Сейчас все удивляются, когда вдруг речь об этом заходит где-то, я начинаю со скоростью света из себя вытаскивать даты, имена, фамилии, какие-то пьесы, забытые всеми. Все очень удивляются. Так что я получила, так сказать, свой какой-то результат. Но че-то не захотелось мне. Вот и все, собственно. Больше никаких у меня нет.

 

А если вернуться в новую историю, в новейшую историю театра, вы сколько примерно в год смотрите спектаклей? Не менее хотя бы...

 

Татьяна Тихоновец: Не менее 150-то точно. в зависимости от того… вот если я, например, работаю как эксперт «Золотой маски», не каждый же год это счастье-то случается, у нас там ротация активная. Например, когда я последние два года назад работала экспертом, то у меня получилось 92 спектакля и в командировках по «Золотой маске» 130 дисков я посмотрела, то есть на дисках спектакли. А все остальное – это то, от чего я не могла отказаться, то есть премьеры в своем городе, приглашения на всякие фестивали, в театры, то есть у меня получилось где-то за 230.

 

Каждый день по спектаклю, практически.

 

Татьяна Тихоновец: Получается-то не каждый день. Получается, что ты в какой-то день смотришь 3 спектакля, а неделю ничего не смотришь. У нас же ведь очень такой неравномерный год. Например, в январе мы ничего не смотрим, потому что елки идут. В декабре тоже как-то мало. В феврале театры начинают опоминаться. А потом, как начинается это все. Вчера ответила на последнее письмо из Хабаровска. Поеду тута в октябре. У меня уже весь октябрь забит поездками.

 

Я к чему спросила про количество спектаклей - не достаточно ли того опыта, насмотренности для того, чтобы взяться, например, за учебник по истории новейшего театра?

Татьяна Тихоновец: А мне не хочется. У меня нет желания. У меня очень много всякого материала. И меня все ругают: и дома, и в Союзе театральных деятелей, что вот, почему ты не напишешь. Во-первых, мне приходится много писать постоянно о каких-то фестивалях, о каких-то спектаклях, и я устаю от этого, потому что статьи забирают очень много твоих сил, очень много. Просто нервов, сил. Иногда кажется, что, вообще, ты не можешь ничего написать, ты все слова забыл, у тебя ничего не получается, психуешь страшно. В общем, выжимает это. Это выжимает больше, чем устная речь, чем устное обсуждение. Потому что ты понимаешь, что вот это же останется о спектакле, то, что ты написал, это останется о спектакле.

 

Особенно сегодня, это останется в Интернете.

 

Татьяна Тихоновец: Конечно, в Интернете останется. И ответственность такая, что ты заснуть не можешь, пока ты не напишешь. Вот я писала про спектакль «Без названия» Ярославского театра, который получил «Маску» за лучший спектакль большой формы. Я, конечно, чуть с ума не сошла от счастья…

 

Когда совпало это, да?

 

Татьяна Тихоновец: …совпало это все. Но я писала рецензию две недели. Я выучила наизусть пьесу Чехова. Я просто ложилась с ней и вставала с ней. Я измучилась так… а спектакль-то ведь я один раз смотрела, и у меня ни диска, я специально ездила к ним на премьеру, чтобы написать. И когда вдруг я смотрю в Интернете «а сегодня на Золотой маске» идет пьеса ярославцев «Без названия», и петербургский театральный журнал выкладывает статью Тихоновец. Они выкладывают на сайт Петербургского театрального журнала статью, которая появилась год назад, моя, и я понимаю, что сейчас все будут читать, а вот сегодня вечером спектакль. Так я просто чуть не заболела. И когда я думаю о том, что – ой, книга, ой, нет, че-то как-то мне не хочется. Я еще хочу ездить. Я вот когда совсем старая стану, наверно, тогда чего-то напишу. А потом писать учебник – дело вообще неблагодарное. Если книга, то, конечно, не учебник. Потому что учебник – это ужас какой-то. Это какие-то сведения короткие, которые ты должен сообщить…

 

Доходчиво, просто.

 

Татьяна Тихоновец: …доходчиво для тупых. Ой, да нет, ни за что и никогда не хочу этим заниматься.

 

Вам приходится встречаться и работать с людьми, скажем так, с не совсем обычными. Известно, что все художники, а, тем более, режиссеры, а, тем более, талантливые режиссеры, это люди с очень сложным характером, люди, которые болезненно воспринимают…

 

Татьяна Тихоновец: Всё.

 

… всё вокруг, а особенно отношение к себе…

 

Татьяна Тихоновец: Даже похвалу они воспринимают болезненно, если эта похвала не совпадает с их собственным градусом оценки. Например, когда ты говоришь «хороший спектакль», а на тебя злобно смотрят, потому что ему кажется, что это гениальный спектакль. Ты вроде похвалил, но…

 

А есть ли у вас какие-то свои внутренние секреты при общении с такими людьми? Приходится ли вам встречаться с такой историей: вы написали статью, вам звонит режиссер или актер и говорит: «ну что ж такое-то, как же ты могла такое про нас написать?» и так далее? Наверняка, были такие случаи…

 

Татьяна Тихоновец: На первую половину отвечу, что секреты, конечно, есть, я их разглашать не буду. Но главный секрет один: я когда-то поняла, что критика – это только отражение, и не нужно думать о себе уж так, как о важной персоне. Сейчас вот у меня у многих моих коллег есть такое ощущение вершителей судеб. Я не считаю, что это правильно, и я так уж о себе-то точно не думаю. Ну я, собственно, и не столичный критик. Это дает просто ответственность за то, что если уж ты можешь кому-то чем-то помочь что-то сделать, и если ты должен судить. то старайся быть честным и справедливым. А что касается места критика, я считаю, что есть такая замечательная фраза у Шварца Тень «Знай свое место». «Тень, знай свое место». Вот я так про себя иногда думаю, что знай свое место. Не высовывайся сильно, ты тут не главный. Без тебя театр обойдется. Театр не обойдется без артистов. Вот точно, без кого не обойдется театр, без артистов, без режиссера. Раньше обходился, а сейчас не обойдется. Даже уже без художника может обойтись. Сколько мы видели спектаклей замечательных, сделанных вообще за три копейки и без художника. А критик должен просто помогать процессу. И, собственно, ты – зеркало. Всё. Ты - ничего, ты – зеркало. Если тебя услышали, увидели, если театр понял, что все-таки отражение-то верное, ну и, слава богу. А если нет – что называется, хорошо, если в морду не плюнули. Обиды бывают, конечно. Когда ты, например, неправильно что-то понял, неправильно оценил. Бывает, что, как тебе кажется, очень хорошую статью написал, очень хорошую, ты гордишься этой статьей, тебе кажется, что ты просто все прочитал о спектакле…

 

А для кого-то это нож по сердцу.

 

Татьяна Тихоновец: Нет, не нож по сердцу. А режиссер довольно спокойно отнесся к этому. Значит, ты не все угадал. Значит, вот тебе кажется, что ты угадал, а он… ну да, спасибо, хорошо, что написали.

 

Я буквально вчера смотрела интервью одной, теперь уже знаменитой, знаменитой потому что женщина-режиссер, девушка она, точнее, снимает много фильмов, одиозная фигура, и когда ее спросили – о чем этот фильм, она говорит: «Вы знаете, я когда снимаю фильм, то я снимаю и мне важна картинка, а о чем – это мне критики рассказывают. И вот они иногда рассказывают мне такие вещи, я даже не думала, что про это снимала… а правда ведь получается, что я этот смысл вкладывала». То есть она говорит, что на подсознательном уровне «мне потом критики все расскажут, про что я сняла фильм»…

 

Татьяна Тихоновец: Это такая известная шутка, а иногда и не шутка. Иногда, действительно, получается так, что… художник, конечно, работает, все равно это на уровне интуиции, подсознания, ну он же в горячке существует, он в горячке просто работает. У него температура-то 39 градусов, а если 36,6, то это ничего хорошего. Это уже так – ремесленник. И поэтому иногда ты открываешь какие-то смыслы. и режиссер говорит «надо же, я не думал, неужели это у меня, правда, есть. Это вот, я считаю, что похвала. Есть критики, которые сочиняют спектакль. Иногда думаешь: господи, я видела тот же спектакль, я ничего такого не увидела. Есть такие театральные писатели, которые здорово умеют вокруг спектакля сочинить. Все-таки наше дело не сочинить спектакль за режиссера, а как бы отразить его, показать, какой он. Если он хороший, показать, влезть внутрь этого сценического текста, может быть, увидеть, действительно, то, чего нет, не доувидел режиссер, или интуитивно он это строил. Режиссер не должен формулировать, это не его дело. Конечно, формулируют критики. Поэтому иногда бывает, что, да, режиссер удивляется, что, дескать, критики мне объясняют. Иногда это и шутка, конечно. Ничего не скажешь. Это они любят нас так приложить: дескать, а я-то че, дурак, вот критики придут, все мне расскажут. Это такое кокетство режиссерское.

 

Бывают такие случаи, когда вы, например, худруку говорите, что да, вот я высказалась по поводу того артиста, по поводу того, по поводу того, но ты все-таки держи голову трезвой. Это не значит, что этот артист уже должен уйти из твоей труппы, а этот не уйти, потому что артисты очень часто именно так критику и воспринимают. Я, например, сама помню из работы в театре, когда приезжает комиссия, и потом – всё, я ухожу, артист начинает писать заявление, либо начинает режиссер снимать с ролей. Вот это в прямом, в самом банальном смысле происходит ситуация с «вершителями судеб»...

 

Татьяна Тихоновец: Это неправильный смысл, и он не должен быть. Мне, во-первых, не нравится слово «комиссия». Нас очень часто на всяких фестивалях называют – «пришла комиссия». Мы говорим: во-первых, мы – не комиссия…

 

Мы профессиональные зрители.

 

Татьяна Тихоновец: Да. Во-вторых, мы абсолютно не истина в последней инстанции, и ни в коем случае нельзя воспринимать так критику. И очень многие умные режиссеры, они как раз говоря – «мы прислушиваемся, спасибо, мы прислушиваемся к вам» или «я услышал то, что вы сказали». Кто-то говорит «я не согласен с тем, что вы сказали». Такое тоже очень часто бывает. Но ничего страшного.

 

Как объяснить такой парадокс, что, например, большинство критиков профессиональных, с репутацией отозвались о том или ином спектакле не очень хорошо, а народ туда идет, идет и идет, и спектакль в топе. Естественно, руководство театра говорит: «Ну, знаете, а зрители-то идут, зрители-то голосуют ногами». Это что – «публика-дура» или как?

 

Татьяна Тихоновец: Бывает по-разному. Бывает и публика, ну я бы не сказала, что дура. Понимаете, мы всегда забываем о том, что, в общем, театр все-таки не для критиков существует, а для зрителей. И зритель – это, что называется, самый главный судья. И если театр получает большой зрительский успех, а, допустим, этот успех не совпадает с успехом у критиков, то должен задуматься об этом критик. И, как правило, критик нормальный, вменяемый, он думает об этом. Он прекрасно отдает себе отчет, почему зрителям нравится, а почему ему, критику, не нравится.

 

Или наоборот.

 

Татьяна Тихоновец: Или наоборот. Тоже критик всегда это понимает. Потому что зрителям не нравятся очень сложно сочиненные спектакли, спектакли, которые надо разгадывать, спектакли-ребусы, спектакли, в которых так много загадок, что нужно массу времени потратить на то, чтобы их разгадать. А критик, поскольку он человек подготовленный, у него это легко все разгадывается. Ну, ты и понимаешь, что надо знать вот эти ножницы, ощущать эти ножницы. Что касается, например, публики- дуры, да, иногда бывает публика и дура. Я помню, у меня был очень неприятный инцидент, я работала тогда в экспертном совете «Золотой маски», и мы смотрели спектакль Серебренникова «Лес». Я была в таком возмущении от этого спектакля, что я ему двойку поставила. И все пальцем у виска крутили, говорили: «Ты что, с ума сошла? Почему именно двойка?» Я говорю: «Ну я понимаю, что вы его и так возьмете, моего голоса недостаточно, но я хочу привлечь внимание», потому что я считала, что это такой вульгарный спектакль, вульгарно-пошлый. Там была театральная пошлость. И я видела, с каким ликованием эту пошлость сглатывает театральная московская публика. И мне с такими ясными взорами мои приятели говорят: «Слушай, ты наверно, не считала, ты что не поняла? Это же Галкин и Пугачева». Я говорю: «Так, вот мы будем ставить во МХАТе спектакль по Островскому для того, чтобы бедную Пугачеву приложить за этого несчастного Галкина. Да пусть она хоть с кем спит, вы что, вообще, с ума сходите?» Я не считала. Да я считала, мне просто неприятно это считывать. Там же Гурмыжская и молодой Буланов. И там это все так было противненько, и этот Буланов, артист изображает почему-то молодого Путина. Я говорю: « А Путин тут причем? Это кто тогда тут с кем спит вообще? Что за бред?». То есть у меня было ощущение просто отвратительное. И я гордо несла свое это ощущение, понимая, что я совершенно не совпадаю ни со своим цехом, ни с театральной Москвой. Конечно, его взяли. «Маску» он, слава логу, не получил.

 

То есть все-таки услышали.

 

Татьяна Тихоновец: Ну как? Ну, бывает такое. И ничего страшного в этом нет. Не надо все время быть озабоченным своей правотой. Ну неправ. Или – я права. Ну что теперь делать? Я знаю, что я права, но никто не согласен. Ну и ладно. Ну что теперь, убиваться из-за этого? Все-таки это театр, это не ракетостроение и не судьба страны. Это - игра.

 

Татьяна Николаевна, я не могу не воспользоваться возможностью и хочу поспрашивать вас про наши пермские театры, хотя понимаю, что вы постоянно в разъезде, и каждый раз, когда я вам звоню, первый вопрос: «Вы в Перми или где-то вдали?» Как вы оцениваете сегодня ситуацию у нас в Перми? Она как-то меняется или ни шатко, ни валко?

 

Татьяна Тихоновец: Она ни шаткая, ни валкая.

 

В сравнении с российской картиной…

 

Татьяна Тихоновец: Она такая среднестатистическая. Есть масса городов, в которых гораздо хуже положение, чем у нас, намного хуже, чем у нас. Есть города, в которых лучше положение, чем у нас. Например, в Новосибирске лучше положение в театрах, чем в наших театрах, как бы, если все в целом театры взять.

 

Вы имеете в виду с точки зрения художественной?

 

Татьяна Тихоновец: С художественной, как бы, и силы, художественности, участие во всяких фестивалях, там, сям. А есть города, в которых гораздо хуже положение, чем у нас. Например, в том же Нижнем Новгороде или в том же Челябинске. Даже перечислять смешно, потому что много. В каждом городе какие-то такие точки, вспышки какие-то есть. В одном месте это хорошо, в другом месте это хорошо. Редко, что бы все хорошо было. То, что Пермь в этом году так мощно прозвучала, это ведь тоже о чем-то говорит. Театр-Театр получил «Маску» в жанре мюзикла, это очень редкостное дело, потому что их просто не брали в этот жанр, потому что все-таки это требует специальной подготовки. Впервые взяли, и они получили «Маску». Могли вообще ничего не получить, потому что все-таки другая школа нужна для того, чтобы исполнять мюзикл. Сколько «Масок» получил театр оперы и балета, так это просто, знаете…

 

Четыре.

 

Татьяна Тихоновец: ...это вообще редкий случай. Такого не бывало нигде, ни в одном провинциальном театре. Другой вопрос, что я не знаю, что останется в этом театре, когда уедет Курентзис. А он когда-нибудь уедет, и когда он уведет всех тех, кого он сюда привозит. Сам-то театр, я вот не вижу, чтобы он, как бы, развивался. Хотя, может быть, я сейчас не очень хорошо знаю.

 

А если убрать два эти гиганта, есть у нас ТЮЗ, есть у нас Театр кукол, есть у нас, наконец, Театр «У моста», театр «Балет Евгения Панфилова», и сегодня очень часто люди заходятся в такой эйфории и радости, когда, действительно, говорят по факту, что билеты-то не купить у нас ни в один театр. Оказывается, это проблема. Мы-то думали, что можно в любой день прийти, купить и тут же попасть на спектакль, а надо за месяц. И это сегодня касается буквально всех театров. Это очень приятно. С другой стороны, я, как любитель во всем искать подвох, говорю - просто у нас очень мало театров, просто некуда сходить. То есть у людей появилась потребность в них, а сходить больше некуда. Почему не вырастают новые театры и труппы?

 

Татьяна Тихоновец: Во-первых, вы правы, у нас действительно мало театров – просто их мало. Их ровно столько, сколько в любом другом городе, вот ни больше, ни меньше, даже больше, чем меньше. Есть города, в которых нет театра оперы и балета, есть города, в которых нет театра современного танца. То есть у нас так плюс, минус, как бы, такая нормальная рекогносцировка по театрам. Но дело в том, что их, правда, мало. Второе: конечно же, театры, которые оказались выброшенными за эти годы «культурной революции» из краевого бюджета в бюджет городской, конечно, они оказались ущемленными в своих материальных правах, им очень трудно найти деньги на постановки. А постановки сейчас стоят очень дорого. Для того, чтобы ты, извините меня, не два артиста на коврике выпускал, нужно очень много денег. Вот приглашает ТЮЗ, например, замечательного художника по свету Евгения Ганзбурга. Он волшебник света. А что ему делать с тюзовской световой аппаратурой? В ТЮЗе нет денег для того, чтобы купить аппаратуру. И это позор. Потому что… и че тогда приглашать хорошего художника? Или, если говорить о том же театре «У моста», да там всегда была публика, и всегда она будет. Но в каком материальном-то положении театр находится. Нельзя же тоже все время, так сказать, исхитряться в каких-то…

 

Голь на выдумку хитра.

 

Татьяна Тихоновец: Да, понимаете, вот на коврике все время играть. Есть свои зрители у театра «У моста», там будет всегда зал. Есть свои зрители в театре ТЮЗе, и там всегда будет свой зал. И это необязательно будут подростки с культпоходами. Там всегда взрослая публика этот театр, что называется, для себя выбрала. Беда только в том, как мне кажется, что репертуарная политика сейчас в ТЮЗе такова, что это либо спектакли, я бы так сказала, для возрастной совсем аудитории, несколько хороших спектаклей…

 

Для любителей традиционного театра.

 

Татьяна Тихоновец: … совсем традиционного, и возрастной, либо это спектакли, как и должен ТЮЗ вырабатывать детские спектакли. Мне кажется, что ТЮЗу не хватает сейчас… уже появились для подростков спектакли, благодаря лаборатории, которую они провели. Но этого мало. Они все время должны появляться. На мой взгляд, не хватает спектаклей для просто молодой аудитории, для свежей молодой аудитории – интеллигентной, умной, то, что мы называем «интеллигенция молодая», средний класс.

 

Креативный класс.

 

Татьяна Тихоновец: Креативный класс, да, я не знаю, как это сейчас называется. То есть, мне кажется, что диапазон должен быть расширен. По поводу Театра кукол я вообще ничего не могу сказать. Я, честно говоря, иногда прихожу в этот театр просто, как зритель – покупаю билет, иду с внучкой. Это бывает крайне редко. И, в общем, я не в курсе жизни этого театра.

 

Сходите на «Репку». Театр кукол продолжил инициативу ТЮЗа и Театра-Театра. Театр кукол тоже пригласили выпускницу института на постановку. И получилась совершенно свежая, замечательная сказка «Репка» в двух актах.

 

Татьяна Тихоновец: Может быть, и схожу. Что же касается положения внутри города, я, честно говоря, для себя не очень вижу какие-то такие яркие вспышки, которые бы меня удивили. Мне бы очень хотелось, чтобы и в ТЮЗе это было более креативно, чтобы это было менее традиционно. Я бы хотела и в театре «У моста», чтобы они как-то резко что-то поменяли…

 

За собственные рамки вышли...

 

Татьяна Тихоновец: …вышли бы за рамки той эстетики, которую исповедует этот театр. Хочется увидеть что-то новое. Хотя я понимаю, что та публика, которая просто покупает билеты и ходит, пока она увидит то, что там есть, так, собственно говоря, им этого и хватает.

 

Мне хочется, чтобы много было работы у вас, Татьяна Николаевна, и в нашем городе, в том числе. Чтобы вам хотелось ходить в театры города Перми и писать о событиях театров города Пермь.

 

Татьяна Тихоновец: Я стараюсь. Когда я приезжаю, я, конечно, стараюсь все премьеры посмотреть, все, что можно, я смотрю. Но должна вам сказать, что я не вижу каких-то поводов особенных для огорчения. Потому что я считаю, что все-таки у нас неплохо обстоит с театральным делом.

 

Вы ни разу не пожалели о своем выборе профессии?

 

Татьяна Тихоновец: Ой, никогда. Никогда я не пожалела. Я вам должна сказать, что я ведь ее решительно выбрала уже в 50 лет, когда я все бросила, и преподавание любимое бросила, и с тех пор летаю. И ни разу не пожелала. До этого я ее сочетала с преподаванием. А сейчас так много у меня всего, что я уже не преподаю.

 

Я рада, что в то время, когда я училась, вы еще преподавали, и поэтому любовь к театру у меня сохранилась. Спасибо Вам.

 

Татьяна Тихоновец: Спасибо.

 


Обсуждение
3651
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.