Верхний баннер
18:01 | ЧЕТВЕРГ | 28 МАРТА 2024

$ 92.59 € 100.27

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40

22:00, 12 апреля 2014

"Жизнь у меня сложилась удачно, она больше не повторится. Я считаю себя самодостаточным человеком", - Марина Мальцева

Теги: биография

- Здравствуйте, друзья. Это программа «Биография». Сегодня у нас в гостях Марина Мальцева. Здравствуйте, Марина.

– Добрый день.

- Мне сейчас сложно, потому что я должен буквально в двух словах представить. Например – журналист, Марина Мальцева. Это будет не совсем точно.

– Вообще не точно.

 - Я могу вас представить так: бывший советник главы города Игоря Шубина. Это будет чуть более точно. Но тогда получается, что главное в вашей жизни то, что вы поработали советником Шубина.

- Я и сейчас советник на общественных началах. Только у главы города Игоря Сапко.

- Марина Мальцева – это человек, который находясь всегда в тени солидных дяденек, знает о них все. Она знает, какие им задают вопросы и как они на них отвечают. Она знает то, о чем они забывают. Она присутствовала на огромном количестве эфиров в этой студии, очень редко что-то произнося. И при всем при этом, она подполковник милиции.

– Да, в отставке.

- Обе чеченские войны за плечами. При всем при этом, обладатель гран-при документальной журналистики.

– У меня три гран-при. Один из них международный. За фильм «Братишки, не молчите».

- Марина, огромное спасибо за то, что согласилась участвовать в премьере программы «Биография». Мне интересно, как профессиональный военный становится журналистом, телевизионщиком, документалистом. А потом советником, консультантом. С другой стороны интересно, как человек с таким широким кругозором, неординарным отношением к миру вообще решает надеть погоны. Давай, все-таки, начнем с самого начала. Детство…

- Вот с этого и начнем.

- С этого и начнем. Детство – где? Какое?

– Хорошо. Давай четко, коротко, почти по-военному. Я росла в семье военного. Отец у меня летчик, мама – преподаватель английского языка. Когда меня зачали, отец был уверен, что родится парень. Отец поспорил с друзьями на ящик коньяка. С горем его проспорил, с горем распил этот ящик вместе с друзьями. Видимо, отпечаток какой-то наложился, потому что мы все время в гарнизонах жили – в Грузии, на Урале, в Казахстане. Мы играли в «войнушки», я там начинала от санитарки до связиста, до разведчика. С возрастом квалификация росла. В 9-м классе я точно знала, что буду в форме. Была мечта поступить в Рязанское десантное училище поступить. Я написала туда письмо, но, к сожалению, тогда там не было факультетов, где учились женщины. Пришел вежливый отказ за подписью начальника училища. Как раз был первомай, была демонстрация. Мы тогда в Казахстане жили. Мы с подружкой пришли на демонстрацию, я увидела милиционера в красивой форме и говорю – дайте мне вашу фуражку примерить. Меня в ней сфотографировали, я увидела фотографию и сказала – «значит, я буду милиционером». Вот так я и выбрала свой жизненный путь. Я с него не сошла, хотя проработала один год в школе, в Казахстане  - по комсомольской путевке.

Потом родители переехали в Пермь. Я приехала за ними. Пошла работать в милицию. Мне еще не было 18 лет, поэтому работала на вольно-наемной должности, ждала пока мне исполнится 18.

Исполнилось 18. Я надела погоны. Первый мой пост был в художественной галерее. Я с гордостью вспоминаю, что я была там первым милиционером. До этого там не было поста.

Так началась моя карьера в милиции. Я дошла до подполковника, минуя лишь два звания – я не была старшиной и младшим лейтенантом.

- Вот когда в милицию приглашают кандидатов, я обычно в объявлениях читаю: «обязательна служба в армии». Говоря о кандидатках, этот пункт можно опустить. Получается, что помимо того, что вы были девушкой-милиционером, вы были самым младшим милиционером во всем вашем окружении.

– Ну нет, почему. Когда мы пришли в школу первоначальной подготовки, мы все были примерно одинакового возраста. Нас было пять девушек и 250 парней. 18 – 21 год. Нас было мало, но мы были в тельняшках. Мы ни в чем не уступали парням. В строевой подготовке, не поверите, было 4+. Говорят – это вершина того, что может достигнуть женщина. Да женщин принимали без службы в армии, но, при этом, чтобы расти, надо было учиться. Я поступила в наш госуниверситет на юрфак, на заочное. Уже на втором курсе я поняла, что буду только следователем и начала готовить свою дипломную работу с конца второго курса, по теме «полномочия следователя в советском уголовном процессе».

Закончив университет, я перешла в следствие. Из Ленинского в Индустриальный отдел.

- Получается, вы работали в галерее, параллельно учились на заочке…

– Параллельно воспитывала ребенка. Я уже замужем была. У меня все было параллельно. Успевала.

- Когда приходили на экзамены, на сессию, вы тоже были не одна? Девушка, милиционер, заочник…

– Нет, нет…

- Это было в порядке вещей?

– Это было в порядке вещей. В советское время это было нормальным явлением. Ребята – милиционеры, с семьями… Они не могли себе позволить такую радость – учиться на дневном. Вот я уже не могла. Мне не хотелось прерывать стаж, хотелось учиться.

- А что вы в галерее делали?  В чем заключалась суть работы?

– Охрана порядка, охрана социалистической собственности. Это было главной моей задачей. Открывали галерею вместе со мной. Делали обход всех помещений, всех подсобных помещений – архивов, хранилищ. Закрывали точно так же, чтобы никто посторонний не остался, чтобы ничего не горело, не дымилось. Ночью дежуришь на территории, в сторожке. С нами дежурили дедушки – сторожа, задачей которых было не храпеть. А наша задача была – обходить не только галерею, но и краеведческий музей. Еще был знаменитый ресторан «Турист», который славился сильными гулянками. Мы еще туда ходили, смотрели. А еще был зоосад. Это все было под охраной милиционера, который днем охранял галерею.

- Марина, получается, ты была одним милиционером на всю эту территорию.

– Да, но у нас были смены. Ночь моя, следующая – дугой милиционер.

- Сейчас у нас полиция тройками ходит…

– Раньше было иначе.

- Смотрю американские фильмы – там ходят парами. А ту вот… идет красивая девушка, в милицейской форме, ночью, одна, до ресторана «Турист»...

– Через дорогу – в зоосад. Разбудишь сторожа, попеняешь ему, что долго спит. Иногда надо вставать, обход делать. Обойдешь, в краеведческий музей заглянешь, потом в свою сторожку в галерее. Садишься и переводишь тысячи с английского, смотришь в окошко – не ходит ли что, не перелезла ли какая-нибудь шпана через забор. Жизнь была интересная, мобильная.

- А потом наступает день, нужно готовиться, потому, что скоро какие-нибудь зачеты-экзамены.

– Все успевали, Рома. Мне кажется, жизнь была не такая динамичная, как сейчас. Успевали все – и отдыхать, и веселиться, и в кино сходить, и в театр, и компаниями собираться.

- Откуда взялось осознание того, что будешь следователем? Был ли выбор определенный?

– Ну конечно. Я же в 9-м классе мечтала надеть форму не просто для того, чтобы в этой форме ходить. У меня были какие-то планы. Прослужив в милиции 2 года, пообщавшись со всеми подразделениями – уголовка, ОБХСС, патрульно-постовая служба, вневедомственная охрана и следствие… я, конечно, с особым пиететом стала относиться к следствию. Без обид для прочих подразделений, но я считала, считаю и буду считать, что следствие – это голубая кровь.

- Элита.

– Там только высшее образование и при этом высшее соображение. В других подразделениях может быть высшее соображение, но не быть высшего образования. В следствие это должно быть обязательно в тандеме. Как бы уголовка ни работала, как бы ОБХСС ни работало, сколько бы не задержала ППС, результат будет только после того, как дело уйдет в суд и будет вынесен обвинительный приговор.

- Сейчас этим занимается следственный комитет.

– Да.

- Тогда это все находилось в ведении милиции…

– Милиции и прокуратуры. Были определенные категории дел, которые расследовала прокуратура – изнасилования, совершенные взрослыми, убийства, некоторые другие. Было еще дознание, но они расследовали дела, не требующие большой квалификации. Хулиганство, например, или там… муж жену избивает.

- То, что можно было в кабинете по бумагам посмотреть…

– Да. То, где не надо особой аналитики, следственных действий – это было дознание.

- Заканчивается ПГУ. Дипломная работа, диплом на руках, а дальше?

- Опубликован в «ученых записках» ПГУ. Я пошла на работу Индустриальный отдел следствия. Началась практика. Одно дело изучать в теории составы преступления, порядок ареста человека. Другое дело – когда ты делаешь это на практике. Первый раз берешь человека под стращу, первый раз выносишь обвинение, приезжаешь в изолятор. Это было, конечно, шоком каждый раз. Но постепенно это ушло, и я поняла, что хочу расследовать дела сложной квалификации.

- Были поначалу, в первый период работы дела, которые вызывали желание повесить медаль на грудь самой себе?

– Да. Когда меня об этом спрашиваю, всегда вспоминаю… это займет минут пять. Устроит вас?

- Вполне!

– Это было в первый год моей службы в следствии. Два деда поконфликтовали между собой. Один из них зашел в хлебный магазин и начал руками каждую булку мять… черствая, черствая, черствая. А другой начал его за это нецензурной бранью ругать: «Чё, типа, такой крутой тут? Пшел вон отсюда!».  Оба выходят на улицу и то, который делал замечания, начинает своей клюкой билль того, который мял хлеб. Тот, защищаясь, вырывает клюку, а в клюке, оказывается, вмонтированный штык-нож. Он, с клюкой уже без штык-ножа на противника напрыгивает, а тот штык-ножом его пихает. Тяжкие телесные повреждения. Возбуждаем дело в отношении того, который мял хлеб. Тот дед, который носил клюку со штык-ножом, нож сделал потому, что у них во дворе много собак и, он таким образом защищался. Нож был признан холодным оружием. Статья 208, по тем временам. Но, во время войны, тот, который хлеб мял, был признан на фронт в первый день войны и еще долго воевал после того, как был поднят флаг над Рейхстагом. А тот, который его воспитывал, он сидел – и до войны, и во время войны, и после войны. И не по 58-й - за колоски. За кражу чего-то с завода. Тогда за это очень много давали. И, знаете, у меня сознание перевернулось. Дело на того, который мял хлеб, ушло в товарищеский суд по месту жительства. А тот второй был осужден по статье злостное хулиганство. Я понятно рассказала?

- Да, вполне.

– Мне это дело очень запомнилось. То, что он фронтовик - это стало еще одним зерном в том колоске, который я выстраивала. Я считала, что поступила правильно и суд со мной согласился. Прошло уже много лет, а я его помню.

- То есть, вопрос справедливости.

– Да.

- Скажите, а часто возникала необходимость вспоминать о справедливости? Ведь закон у нас, как известно, суров.

- Dura lex, sed lex.

- Но, справедливость, она торжествует. Мы – следователь. Молодой, не очень опытный, с амбициями… Как часто возникала необходимость вспоминать о справедливости?

– Давай начнем с того, что главные принципы следствия – это объективность и полнота расследования. Если ты их придерживаешься, справедливость напрашивается сама собой. У меня были дела, которые возвращались на дополнительное расследование. Два или три дела за 13,5 лет работы. Я считаю, что это большой брак. Я это очень тяжело переносила, потому что, если рассуждать вашими понятиями, поступила к людям несправедливо. Поступать надо всегда по закону, по совести. Потом я пересела на другие дела – на хозяйственные преступления. Там это было еще важнее. За растрату как-то смешно арестовывать человека. Другое дело, когда 93-я прим. – это хищение в особо крупных размерах госимущества – там без вопросов – только под стражу. А если ты на заправке бензин сливаешь, счетчик перекручиваешь по пол-литра с каждого, то в этом случае, я считаю, арестовывать не надо. Были у меня такие дела и люди оставались на подписке. Тут я тоже поступала по справедливости, по совести. Если у нее маленький ребенок, зачем ее в тюрьму? Если мой внутренний голос подсказывает, что никуда она не убежит.

- Всего несколько лет назад у нас стали появляться голоса о том, что за экономические преступления можно и не сажать. Как минимум – на предварительном этапе. Не держать людей годами в СИЗО. Вы спокойно рассказываете о таком в своей начальной практике. Сейчас что, коллеги работают жестче?

– Мне сейчас трудно судить, потому что у меня сейчас нет контактов со следователями. Те, кто моего возраста, давно уже в отставке, поэтому не могу судить. Но когда мы расследовали хозяйственные преступления, мы понимали, что подход должен быть индивидуальным. Человека надо брать под стражу, если он может помешать следствию, если у него большие связи, которыми он может воспользоваться, и мы утратим доказательства, когда человек может спрятать имущество, которое может стать обеспечением иска, когда он может оказать давление на потерпевших и свидетелей. В таких случаях, я считаю, человек должен быть изолирован. Если таких оснований нет, человек спокойно находится на подписке и приходит на суд со свободы. Правда, бывало, что из суда он уже уходил под стражей. Это жизнь.

 - Итак, медленно-медленно дорабатывает Марина Мальцева до подполковника. Или как-то все иначе было, не так постепенно, равномерно.

– В следствии я дослужилась до майора юстиции, потом перешла из Индустриального в городское УВД. Там дела посложнее, поинтереснее. Амбиции, опять же.

Перерыв

Мм - История о том как сменилось мое жизненное амплуа. Работала в следствии и вот однажды, на 8 марта, выступает у нас начальник ОВД Наиль Булатович Салахов, поздравляет нас: «Дорогие женщины, уважаемые женщины, милые женщины…» Выступление получилось жуткое, я обиделась. И тут говорят: «Кто-то хочет с ответным словом выступить?». Знаете, как в советское время было… Я встала и говорю: «Ну почему не вспомнить, что женщины – они еще и сударушки, лебедушки, подруги, любимые, бесценные, несравненные… тра-та-та…Нет – встал, как на партсобрании – «женщины, женщины…». В общем, сделала втык товарищу полковнику. Он смущенно похихикал. Через месяц к нему приехали из телекомпании Ветта с предложением начать передачу «Криминальный вестник». «Мы хотим влиться в ваши ряды, чтобы корреспондент был прямо сотрудником милиции». Есть, говорит, у меня такая, критикует меня, вот пусть и… Вызывает меня и в приказном порядке: все, пошла!

Мне было интересно. Я работала следователем, вела передачи. Научилась работать  с камерой. Сама выезжала на съемки, снимала. Затем у Наиля Булатовича родилась идея создать пресс-службу. Ее не было до этого в городском УВД. Он меня пригласил, предложил пресс-службу возглавить. Я согласилась.

- Марина, вот есть большое количество сотрудников пресс-службы, в погонах, которые достаточно известны, достаточно медийны. Мы их можем сейчас повспоминать. Некоторые из них книжки пишет. Но, у большинства из них карьера выглядит так: базовое гуманитарное образование, некий журналистский профиль, есть специализация на криминальной журналистике…. И вот, такой человек оказывается уже в погонах, через год- два получает второе высшее – юридическое и как-то так получается сотрудник пресс-службы.

К тебе это совершенно не подходит. Ты – «следак». Прожженнейший! Погоны с 18 лет. И вот, ты идешь в журналистский коллектив…

– Мне было очень интересно и трудно в то же время, потому что журналисты – народ вольный, а я при погонах. Им хочется обо всем знать. А не всегда можно. Судебный процесс, например, не завершился. Приходилось объяснять. Ликбез проводили. Я их обучала, они меня. Для меня это все было совсем внове. Я боялась огонька на камере - мне его заклеивали. Я стеснялась своих родинок – они надевали капроновый чулок на объектив камеры и у меня такое нежное лицо получалось. У меня связки смыкались на нервной почве и я не могла говорить – мне Зинаида Немировская, дай ей Бог здоровья на долгие годы, наливала мне немного коньячка и говорила – прими на грудь и начиная. Я начинала. Потом мы создали пресс-службу в городском ОВД. Начали вести передачу на Авторадио под названием «Город принял». Потом меня пригласили на Т7 вести передачу «Криминальный канал. Я своего коллегу, Сашу Облацова поставила вести «Криминальный вестник», я вела «Криминальный канал». Мы с Виктором Кручининым вели передачу на радио. Когда создалась милицейская телестудия, нас пригласили туда. Мы вели огромный объем работы. Я кормила журналистов эксклюзивной информацией. У меня было хорошее правило… я на брифинг журналистов приглашаю, а они, как обычно, задерживаются, опаздывают, и я ввела такое правило: первые три журналиста, кто придет раньше всех, получали от меня эксклюзивную информацию. Со временем дисциплина установилась, они стали приходить  - кто кого опередит. Они и получали информацию, которую мы не выкладывали на всеобщее обозрение, давали им возможность ее отработать, сделать сюжет, заметку.

Я подружилась с журналистами. Мы помогали друг другу. Я подружилась за эти годы с ОМОНом, СОБРом, Медведем, потому что с ними выезжала на операции. Я не была кабинетной крысой никогда. Жизнь кипела, студия у нас была большая. Мальчишек было много.

Началась война – первая кампания, и я решила, что надо ехать. Мальчишек могли отправить и как я, командир, старшая по званию и по должности, отпущу их туда одних? Поэтому я поехала первой.

- Ты поехала как журналист, как специалист пресс-службы?

– Как специалист пресс-службы. В первую кампанию у меня были короткие вылеты – забрать отряд, отправить отряд. Только одна командировка была двухнедельной, когда я ехала прямо с отрядом. База была в Махачкале. Каждый день выезжали на блок-пост на границу с Чечней. Я – с камерами, с диктофоном. Была в Чечне, в Ингушетии, вела репортажи, отправляла ребятам. В боевых действиях участвовать не приходилось. Но один раз попала в дислокацию армейских частей, под обстрел. Было и страшно и смешно. Я сидела в блиндаже, готовила материалы. Пароль на разницу был. Если выходишь, надо его назвать, потому что солдат бережет себя больше, чем офицер – стрельнет не раздумывая. Начался обстрел и я понимаю, что со страху забыла пароль. И я сидела в блиндаже. А когда командир части за мной прибежал, не придумала ничего лучше, чем сказать «Извините, я не одета». Потому что я, как на гражданке, разоблачилась, весь камуфляж был отдельно.

Это было для меня уроком. Ну вот, съездила я в эту командировку, поняла, какие проблемы у нас есть. Мы же не с оружием. Пистолет у меня был всегда, но камера – это главное мое оружие. Когда мы уже начали ездить с мальчишками в командировки, я могла их научить как защитить камеру, как защитить себя, как сохранить и побыстрее передать материал. Я до сих пор пою оды всем журналистам Перми, потому что ни один материал не ушел в никуда.

Во вторую кампанию много снимала и не смотря на количество отснятого материала, с первой оказией отправляла его в Пермь. Сопровождала материалы текстами – наговаривала на диктофон сюжеты. В Перми команда – Саша Облацов, Ирина Пресмакова, Вадик Низов, Вова Поляков. Они настолько все знали и понимали. Быстро все это резали, кроили, раздавали журналистам. Здесь ведь эту информацию мамы ждали, жены.  Иногда удавалось выйти по спутниковой связи. Ни один пермский канал не отказывал во внеплановом времени, сразу давали эфир.

- Мы недавно говорили о гибели пермско-березниковского ОМОНа в Ведено. Марина Мальцева – это первый журналист, который сообщил о трагедии. Единственный журналист, благодаря которому, иногда мне кажется, мы вообще узнали об этой трагедии. Если ты не сообщила, неизвестно когда и в каком виде эта информация появилась бы.

– Да, были проблемы из-за этой информации. Проблемы были с Рушайло – министром внутренних дел, который до этого прилетал и награждал меня профессиональным фотоаппаратом, а после этого прилетал, чтобы меня убрать оттуда. Но отряд за меня заступился и они не рискнули это сделать. Да, я умудрилась, в нарушение правил, выйти через дежурную часть на Пермь. Как выяснилось, я правильно сделала, потому что гражданские телевизионщики, пользуясь слухами, а не фактами, наговорили в эфире такого, что народ тут уже вешался, слушая их. В частности, канал НТВ меня тоже похоронил. Хорошо, что после этого я быстро вышла на связи и мои родные узнали, что я жива.

- Это история о том, как ты чуть было не оказалась в том же самом отряде в тот же самый момент, попала в анналы. Люди ее прочтут, если умеют читать и пользоваться поисковиком в интернете.

Вот сейчас, для тех, кто не знает, в нескольких словах…

– 28 марта я вернулась с операции, я выезжала с ребятами на показательные операции – захваты, зачистки, задержание… любые. И вот, я сидела в кабинете командира. В это время подходят и говорят, что пришла телеграмма, что утром надо выдвигаться в Ведено. Я сказала, что тоже поеду. Начальник ФСБ был. Он говорит, - тебе не надоело ездить. Отоспись. Я говорю, нет, я поеду. У меня на тумбочке стояли рации со всеми каналами. Я легла спать в два чеса. В шесть я узнала, что начали подъем. Мне стало себя так жалко и я подумала: посплю-ка я. Этих операций еще столько будет… Перевернулась на другой бок и уснула. А в 07:15 мы услышали, что наша первая колонна попала в засада. Во второй колонне я поехала, но меня командир просто выкинул из УАЗика.

- Вторая колонна – это та, которая не смогла дойти до первой.

– Да, она шла на помощь, но тоже попала под обстрел. Были раненные, контуженные. Прошло 14 лет. Я понимаю, что в первой колонне я стала бы первой жертвой – никому не нужная, довесок. Все происходящее снимал сотрудник ОМОНа, который погиб. А так бы я снимала, на его месте. Я не умею ориентироваться так, как умеет ориентироваться ОМОН. Их обучали и, тем не менее, они погибли. Ну а я тем более погибла бы. Поэтому, я благодарна ребятам за то, что они спасли мне жизнь. Я отдавала им свой долг фильмом, книгой о них.

-   Тебя пытались оттуда убрать за то, что сообщила в Пермь, за то, что выдала информацию, которую пытались скрыть, за то, что первой сообщила количество погибших. Убрать тебя не получилось. Ты возвращаешься из этой командировки, и вот как раз по тем людям, которые ставили тебе палки в колеса, бьешь своим фильмом «Братишки, не молчите». И эти же люди причастны, так или иначе, к тому, что этот фильм получает огромное количество наград.

– Не знаю, те же или нет. У меня с местным руководством проблем не было. С Генералом Сикериным мы немого недопонимали друг друга, но он мне работать не мешал. А вот с министерским руководством у меня были серьезные проблемы. Несколько лет спустя мы с Рушайло встретились в Перми. Он меня сразу узнал, как ни странно. Он мне сказал: «Я до сих пор считаю, что ты была неправа». Я ответила, что остаюсь при своем мнении.

- Если отложить этот фильм, эту книгу в сторону… У тебя была когда-нибудь мечта поработать в кинодокументалистике?

- Нет. Мне ребята в отряде сказали, когда все это уже прошло, Мария, ты должна все это увековечить, кроме тебя никто не расскажет. Фильм было сделать проще, потому что были видеоархивы, дневники, которые мне помогали. Я каждый день вела записи того, что происходило. Книгу я долго не могла начать. Меня воротило. Было больно. Но к пятой годовщине смогла, написала.

- У нас остается не так много времени. Давай перескочим сразу через несколько лет и поговорим немножечко о твоих последних должностях.

– Давай, все-таки, сначала поставим точку в истории с конфликтом с федеральным руководством. После командировки я получила от Путина награду – орден «За заслуги перед отечеством». То есть, все-таки, мою правоту признали. Через год я ушла в отставку. Меня пригласил в администрацию Аркадий Каменев. Мне как раз возраст позволял уйти в отставку. Он мне предложил возглавить пресс-службу. Я согласилась.

Потом пришел Игорь Шубин. С ним я работала сначала руководителем пресс-службы. Потом он подсмотрел в Луисвилле идею call-центра и предложил мне возглавить этот проект. Я стала советником главы города и руководила этим проектом.

Пришел Игорь Сапко, предложил мне более грандиозный проект. Сейчас я возглавляю отдел по работе с обращениями граждан в Пермской городской думе. Плюс у меня call-центр, плюс ответы на вопросы на сайте главы города, письменные обращения к главе города и все приемы, которые глава проводит с гражданами. Круг моих полномочий стал гораздо больше. И на общественных началах я советник главы города. Я никого не переставляю и не координирую. Я помогаю.

- В шахматы играешь? Там есть такое правило: взялся – ходи. Поэтому, когда шахматист хочет просто прикоснуться к фигуре, чтобы поправить ее на доске, он говорит – «поправить». Чтобы было ясно, для чего он к ней прикоснулся.

– Тут я могу согласиться (смеется).

- Кто такая Марина Мальцева? Это человек, который аккуратно поправляет фигуру в рамках этого квадрата.

– Мелочи – они у меня в голове. У больших людей такие мелочи в голове не держатся. Я люблю свою работу.

- А если заглянуть вперед? Какие планы, какие сферы? Может, мемуары.

– Нет, я еще не готова. Еще не достигла той стадии старости-мудрости-зрелости, когда прет на мемуары. Мне хватает ежедневной писанины, поэтому сейчас просто работаю. Перспективы… пока я живу сегодняшним днем. Жизнь скоротечна. Не так уж много осталось, поэтому надо просто жить и радоваться. И пытаться помочь тем, кому можешь помочь.

- Я периодически вспоминаю твою работу на Ветте, твою картинку и понимаю, что пороху-то в пороховницах выше крыши.

– Ну да, это один из последних проектов, на Ветте. Это был интересный проект, «Точка печали». Мне он очень нравился. Там была свобода меня. Андреева Лена – директор Ветты, дала нам право самим выбирать тему и самим ее вести. К сожалению, всему приходит конец. Сейчас, почему-то, начали повторы. Мне это приятно.

- Поступают предложения журналистского характера?

– Нет. Я же чиновник. Кто же мне что предложит?

- Часто ли сейчас приходится вспоминать свою карьеру в пресс-службе, в следствии? Это были два разных направления в жизни. О каком больше скучаешь?

– Нет такого. Я вспоминаю все время. У меня остались друзья со всех этих времен. В зависимости от того, с кем встречаюсь, то и вспоминаю. Жизнь у меня сложилась удачно, она больше не повторится. Я считаю себя самодостаточным человеком.

- Ну и последний вопрос. Несколько слов о семье.

– Семья – это дочь. Любимая, неповторимая и единственная. Со своим бывшим мужем я дружу. Я его очень уважаю. Лучше и вернее друга у меня никогда не было и не будет. Дай Бог ему здоровья и счастья. К сожалению, родителей моих уже нет. Дочь. Будет счастлива она – буду счастлива я.

- Спасибо, Марина

– Спасибо, Роман.     


Обсуждение
2868
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.