"Если я что-то из себя и представляю, то это сделала моя профессия", - Софья Ляпустина

 - Есть профессии и люди, которые крепко связаны с театром. При этом эти люди не выходят на сцену, не ставят спектакли, не шьют костюмы. Однако порой их огромная любовь к театру, их подвижничество значат порой гораздо больше, нежели непосредственная служба за кулисами. Речь идет о людях, которые анализируют весь театральный процесс, которые заботятся о жизни актеров, которые принимают непосредственное участие в развитии театров целого края. И такой человек сегодня стал героем программы «Биография». Я рада приветствовать в нашей студии выдающегося человека театра, критика, историка театра, заместителя председателя пермского отделения СТД РФ Софью Григорьевну Ляпустину. Здравствуйте!  Софья Григорьевна, как случилось и с чего началось ваше увлечение театром? Может быть - у Вас театральная семья? Или Вы, как многие в детстве мечтали стать актрисой?

- Ни то, ни другое. Но для начала могу я опровергнуть ряд ваших положений, связанных со мной?

- Конечно.

- Не из скромности, а из соображений точности и такта. Я отчасти театральный критик – это верно. Я этому училась. Я люблю это дело и стараюсь способствовать улучшению профессионального мастерства актеров.

- Где же я слукавила?

- Слова «выдающаяся…», «огромной важности…». Это все большое преувеличение. Это не совсем верно.

- Ну, это же Ваше восприятие себя. Вы человек самокритичный…

- …и самоироничный.

- Это очень важно. А я говорю о том, как вас воспринимаю я и ваши коллеги.

- Может быть, существует некая аура. Я пермячка. Я занимаюсь театром очень давно, с 75 года. Я работала в департаменте, в «Ростке», но никогда не прерывала связи с театром. Вела школу юного театрала, центр «Искусство быть зрителем».  Вот с этим я еще могла бы согласиться, но не более того.

- Однако переписать начало программы мы все равно не будет. У нас тут все без купюр. Предлагаю остановиться на  - подвижник театра Софья Ляпустина. Как?

 - Хорошо. Пусть будет так! А убеждение мое в том, что я буду заниматься гуманитарным или культурным, или филологическим делом у меня появилось в шестом классе. И, тем не менее, я продолжала учиться в физико-математической школе. Мы, с моей сестрой-близняшкой, неплохо закончили эту школу. Представляете, как мучительно было там учиться! Гуманитарной школы не было. Только с языковым уклоном. Но у нас были ученики, которые были одинаково развиты. Например, был такой Игорь Кондаков. Сейчас его брат – Борис Кондаков, декан. А Игорь, я не знаю, кто он сейчас в Москве – член-корреспондент, академик. Я с ним училась в школе, потом на филфаке и очень тянулась за ним. Мы представляли определенный гуманитарный интерес в классе. Я, в отличие от большинства учащихся, очень любила писать сочинения и скрывала это, потому что было неловко – для всех в тягость, а мне нравится. И я поняла, что сочинять отзывы по поводу других тектов – это интересно. И по поводу спектаклей.

Скоро  ТЮЗ будет отмечать 50 лет. Вот тут я могу похвалиться – я стою у его истоков. Я видела первые спектакли, когда была девятиклассницей.

- Вы можете летопись написать.

- Да. Тогда у нас была дискуссия по поводу «Они и мы», по Долининой. Она была немного в опале. Это ленинградский педагог и писательница. В ее пьесе учителя не очень хорошо выглядят, там некий конфликт дидактизма, авторитаризма и детей. Мы, 9-классники, смотрели спектакль и тогда я подала первую свою реплику – подняла руку и высказалась по поводу спектакля. Это было первое мое выступление.

Потом театр как-то утих во мне, потому что филологизм был совершенно буйным в университете. Потом снова возник, потому что возник спектакль Ивана Тимофеевича Бобылева «Царь Федор Иоанович» - это уже мое студенчество. «На Дне», Саитов замечательно играл. Я все это смотрела и поражалась потрясающей природе чувств автора. И, в то же время, какое-то новое прочтение. Были и тогда новые прочтения. Это неправда, что это делают только современные спектакли. А потом спектакль «Варшавская мелодия» с Вельяминовым. Это тоже мое студенчество.

Потом я стала ходить на репетиции к Футлику. Я была довольно сценична, но только внешне. Один из актеров тогда говорил мне, - «Приходи к нам в театр! Ты что тут как соглядатай?» - их Футлик выругивает, а Лев Иудович умел это делать.

Первые репетиции, которые я посещала целенаправленно, каждую – это были репетиции Футлика. Он не всех пускал, а меня пускал, потому что я писала небольшие анонсы, меня печатали  в «Молодой гвардии».

- Вы тогда уже стали профессиональным зрителем?

- Конечно. Я ходила не просто на спектакли, но и на репетиции. Актерам нравилось, что в зале есть зритель. Но некоторых и беспокоило, потому что их ругают, а я это вижу. Я тогда много писала. А потом поступила в московский институт культуры, заочно, на режиссерское. Мне Футлик даже дал справку о том, что я будто бы занимаюсь у него. Иначе бы меня не приняли.

- Он просто разглядел в ваших глазах большую любовь к театру.

- Ну, да. Когда мне надо было писать диплом, я запустила по времени всё. Мне дали справку о том, что я закончила столько-то лет, немножко не доучилась. Вот там, когда училась, я и прочитала Станиславского, Немировича, Мейерхольда, Рудницкого о Мейерхольде. В 75 году, отработав три года в 9-й школе, мне случилось прийти к действительно легендарному человеку  - Ирине Моисеевне Корчмарской, которая меня воспитала и в должности которой я сейчас нахожусь. У нее был выбор из пяти человек. Зарплаты были крошечные, но никто об этом не думал. Быть рядом с театром – большое счастье. Никто даже не спрашивал какая там зарплата. Ирина Моисеевна меня выбрала. Я ей рассказала все то, что рассказала сейчас вам, что я уже немного готова к этому. С этого и началось. Главным воспитателем была она. Тогда в университете был «золотой век» - была Фрадкина, была Комина, Сахарный. Для филологов это звездные имена. Они воспитывали культуру мышления. Если во мне есть какая-то гуманитарная культура, то заложена она 9-й школой, а воспитана в университете. Лурье Ирина Сергеевна  – литератор наш. Она не очень здорова, но, слава богу, жива. Светлый ум. Она рецензирует мои книжки, книжушечки, я бы сказала. Я ей дарю, а она о них отзывается. Потом Ирина Моисеевна, потом Рыжова и Смелянский – лаборатория критиков.

Так просто специалистом не становятся. Редко, если органически талантливый человек.

- Вы просто вовремя почувствовали в себе интерес к этому.

- Мне повезло. Я до сих пор стараюсь не бросать это. Я сегодня пришла к вам из академии, там студенческий спектакль по Сэлинджеру «Над пропастью во ржи». Третий курс поставил. Это очень интересно, хотя прямо не относится к моей деятельности. Название очень любопытное. Никто никогда не ставил это в театре. Я всю ночь перечитывала эти 200 страниц. 35 лет назад читала.

Театр заставляет быть в форме – в гуманитарной и в личностной. Он как-то лишает обывательщины, которая всем грозит. Жизнь склоняет думать об «обеде», об амбициях и материальном статусе. Не хватает сил и, главное, привычки думать о чем-то другом. Скажу высокопарно – о смысле жизни. Спектакль связан с силой духа, с драматизмом юного, 16-летнего человека, и он очень современен для нас, хотя и американский материал. В 51 году написано произведение. Ребята играют неплохо, хотя и непрофессионалы. И я рада, что подняла себя на это. Никто не обязывает, а я пошла, а я прочитала, а я думаю над этим.

На «Театральной весне» я смотрю от 45 до 53 спектаклей и это только профессиональные спектакли.

- Но это очень серьезная работа. Из этих 45 дай бог, чтобы хоть 30 были интересными.

- Я не беру на себя роль источника истины в последней инстанции, но беру на себя совещательный голос. В России есть замечательные критики и если есть моя заслуга, то в том, что я их вытаскиваю. Это не так просто. Им нужен не только материальный стимул. Им нужен интерес, комфортное общение. Идеально, когда один критик возрастной, много видевший, другой – среднего возраста и третий молодой. Но это трудно. Два критика, как правило, бывает, я – третий.

«Театральной весне» 66 лет. Она возникла в 1948 году. Даже Ирина Моисеевна ее не начинала, она тогда была школьницей. Начало фестивалю положил замечательный человек, он был замначальника управления культуры. Он был скрипачом, но во время войны повредил руку и не мог больше играть. Он был творческим чиновником.

- Времена бывают разные. Наверное, были периоды, когда интерес к театру, к «Театральной весне» падал, но вы все равно дело продолжали.

- Вы правы. Вот тут заслуга наших организаторов и управления культуры. В редком регионе управление культуры с интересом относилось к таким акциям. Наш регион был таким. «Театральная весна» - это единственная экспертиза всех премьер в течение года. Причем, без наказаний.

- Причем в этой экспертизе нуждаются сами театры, сами актеры.

- Знаете, нуждается большинство, но не все. Некоторые не хотят. Некоторые просто поддерживают традицию. Плохой сезон или не видят резона, не видят меркантильного, амбициозного интереса. Это же не конкурс. Но, все-таки, с годами привыкли и понимают, что больше пользы, чем обид.

- Артисты, режиссеры - это крайне ранимые люди и в то же время с ними нельзя лукавить, нельзя оставлять их в обманном самоощущении. Как вы с этим боретесь? Ведь с некоторыми за это время вы стали по-человечески близки, но, например, видите, что в работе что-то не очень. Как с этим быть?

- Вы считаете меня театральным критиком, но я считаю, что это не так. Я организую театральных критиков и сама в состоянии проанализировать.

- Но вы тоже говорите, когда идут обсуждения.

- Безусловно. Но когда мне удается привлечь в город самых именитых, я с радостью ухожу в тень.

- Тогда скажите и за критиков и за себя.

- Меня очень ранит, когда актера заденут несправедливо. А я же не знаю, что скажут критики. Никто их ни в чем не регламентирует. Никто их не спрашивает "а как вам?". Это противоречит этикету. По лицу, по отголоскам, по вопросам ко мне я понимаю, пришелся спектакль по душе или нет. Здесь бывает так, что актером неожиданно для меня восхищаются, а иногда отзываются слишком резко. Спустя какое-то время я могу такому критику дать понять, что можно было бы и помягче. Такое бывает редко. Чаще бывает так, что если критик несправедлив, а я уже ничего сделать не могу, то я его просто больше не приглашаю. А перед театром, в какой-то форме, я высказываю свою точку зрения. Бывает так, что при этом критике, сразу. Такие случаи раз в два сезона обязательно бывают. Бестактность - это знамение нашего времени. Это распространяется на все профессии. Это признак начальственного тона, а некоторые критики позиционируют себя как начальники. Мне трудно это переживать, потому что вторая моя профессия и хобби - это светская этика, которую я преподавала в школах города, у меня есть книжки об этом, авторские программы. И одно оплодотворяет другое. Я углубленно занималась вопросами этикета. Это достаточно интересно, ведь этикет сходит с человека быстрее, чем лак с ногтей, если нет фундамента.

Поскольку я занималась этим, я острее чувствую эти моменты. Актеры очень ранимы. "Актеры - собственность толпы" - это не моя формулировка, я кого-то цитирую. Если не толпы, то зрительного зала. Каждый судит. Иногда становится больно за актера.

- Есть ряд событий, фестивалей, которые проходят при вашем участии, при участии Пермского союза театральных деятелей. Фестиваль капустников "Соленые уши", "Мастерская", "Соломенная шляпка" при СТД и большое количество других событий. Что вам это дает? Зачем это вам?

- Это реализация актеров. Ведь сколько актеру не давай, ему все мало ролей. Кроме того, актеру надо постоянно учиться. Все это для актеров, все это нужно. Это в Уставе прописано - мы должны работать на профессионализацию всех профессий. Например, очень трудно с пошивочными цехами, но мы нынче это сделали. Мы вызвали специалиста по костюмам из Москвы, из кабинета сценографии. Вызвали художников по костюмам, сценографов. Сейчас пошиву костюмов учат мало и неполно. Это очень тонкие вещи. Мы раздавали анкеты и они писали чему хотят научиться. Мы создали все условия приглашенным специалистам. Это был достойный мастер-класс. Плохо или несоответственно одетый актер - это жуть.

Актеров мы посылаем учиться в очень интересные командировки. Есть замечательная летняя школа в Москве. У нас уже второй человек - Надя Крохалева из Кудымкара туда поехала. Абсолютно бесплатно, за счет союза театральных деятелей. Года три назад туда съездил Миша Тихомиров из Лысьвы. В творческую командировку съездил Безматерных ил Лысьвы, съездила Анна Сырчикова. Конечно, хотелось бы отправлять больше актеров, но область-то мы не забываем. Это мне передалось от Ирины Моисеевны, такая наследственность. У нее не было "забытых детей".

- Насколько сейчас способны полноценно работать существовать театры из области? Было время, когда приезжал молодой режиссер, допустим, Савин...

- Он приехал в 27 лет и сразу стал главным режиссером. Это нонсенс!

- Ему дают квартиру, создают условия. Сегодня этого очень трудно добиться.

- Кудымкар для меня представляет огромный интерес не только для меня, но и для всего края. Там таятся некие удивительные силы органической, народной, психологической театральной культуры. Они пока есть. Эту марку держит среднее поколение актеров. Не в каждом городе есть дух истинной, честной театральности. Теперь у них будет новый театр, через 2-3 года. Бывает так, что человек жил в бедности, но напряженной, творческой, органической жизнью, а потом приходит некое богатство и прежней жизни как не бывало. Я хочу верить, что в Кудымкаре подобного не будет. Хотя, есть такие опасения.

- Приход молодых режиссеров в Березники, в Лысьву - есть. Как сегодня живут эти театры? Оживают?

- Очень здорово, что, например, Лысьвенский театр не боится молодых. Есть же такие заскорузлые, которые предвзято относятся к молодым. А там есть доверие. Хотя, я иногда поражаюсь молодым критикам и режиссерам... Я не считаю себя очень возрастным человекам, но думаю - "боже мой, они вживую не видели даже то, что видела я". А я была на репетициях у Эфроса, у Гончарова, у Товстоногова. Я не говорю уже о пермских.

- Но они были на репетициях у новых режиссеров.

- Да, но они не только не были на репетициях. Они и спектаклей-то тех вживую не видели. Все эти легендарные спектакли, которые мне повезло увидеть.

- Сейчас есть киноархивы.

- Я не люблю смотреть спектакли по видео, если это не телеспектакль. Там аромата вообще нет. Хорошо, что молодым доверяют. Даже я иногда отношусь к ним с недоверием, которое приходится проглатывать. Я думаю, что мы же тоже, в свое время, не видели Станиславского, Немировича. Но Ирина Моисеевна видела. Она рассказывала, как сидела на ступенях МХАТа, чтобы зайти после антракта. Людей выпускали в антракт на улицу и потом уже не спрашивали билеты. Она всегда смотрела вторую часть спектакля. Так вот, я же их тоже не видела. Это помогает сминать свое недоверие.

- Чем сегодня живут пермские театры и как они выглядят на общем российском фоне?

- Хорошо выглядят. Мне сравнивать труднее, чем, допустим, Татьяне Николаевне Тихоновец. Все гастрольное, что приезжает сюда, я стараюсь смотреть. Раз в два года смотрю такой дайджест очень хорошего качества в Екатеринбурге на "Реальном театре" - Лоевский меня приглашает. Расспрашиваю специалистов, критиков.

- Недавно была "Театральная весна", вы ходили по нашим театрам, рядом с вами сидели очень известные критики. У вас не бывает чувства неловкости или стыда за какие-то постановки?

- Им не стыдно к нам приезжать, а нам не стыдно их приглашать. Театр-Театр стремится быть ультрасовременным и разным. Это очевидно не застой. К проекту "Сцена- молот" у меня тоже сложное отношение, но там тоже были очень современные тенденции, хотя не все спектакли я назвала бы прекрасными.

- А не жаль, что эти тенденции теперь ушли?

- Жаль. Надо было доброе оставить, а плохое выбросить. Но кто же это сделает. Меня никто не спросил. Всегда что-то теряешь.

- А ТЮЗ, "У моста", кукольный?

- В ТЮЗе есть редкостное доверие зрителей. Неправильно оценивать спектакль как плохой или хороший. Если спектакль вызывает сопереживание и соразмышление, или не вызывает, но зритель получает удовольствие, это хорошо. Для многих детей, педагогов, очень многие спектакли ТЮЗа вызывают и сопереживание и соразмышление. Это меня радует. Что касается удовольствия... коммерческих спектаклей они не делают. Слово "коммерческий" не носит у меня негативного оттенка. Зрительские пласты очень разные. Нет ничего плохого в том, чтобы угодить - угадать, что нужно именно этой категории зрителей. Я, например, на некоторые спектакли второй раз не пойду, а на некоторые пять раз схожу.  Меня было привыкание к "Чайке" очень долгое. От неприятия, до серьезного приятия.

- Хотя у нас программа и называется "Биография", мы говорили не о биографии, а о наполненности вашей жизни. Правильно я понимаю, что театр - это вся ваша жизнь?

- Да. Филологичность и театр повлияли и на воспитание сына. Он неплохой врач, но очень гуманитарный человек. Бродский сказал, - "Обществу не хватает гуманитарности, а значит и гуманности". Это сказано очень точно.  Печалюсь по этому поводу постоянно.

- Но вы не жалеете о выборе профессии?

- Нет. Это созидательная профессия. Если я что-то из себя и представляю, то это сделала моя профессия.